Channel: Гранд-канал
Виктор Кривулин
*
Когда в руке цветок, то пальцы неуклюжи,
совсем чужие мне, настолько тяжелы,
И хрупкой форме голос мой не нужен,
когда он напряжен или простужен,
когда он пуст, как темные углы.
Когда в руке цветка трепещет тонкий запах,
то кожа лепестков шершава и груба.
О, где же не стеснен, и где не в жестких лапах,
и где свободен дух от пальцев наших слабых —
от своего свободолюбия раба?
1971
*
Когда в руке цветок, то пальцы неуклюжи,
совсем чужие мне, настолько тяжелы,
И хрупкой форме голос мой не нужен,
когда он напряжен или простужен,
когда он пуст, как темные углы.
Когда в руке цветка трепещет тонкий запах,
то кожа лепестков шершава и груба.
О, где же не стеснен, и где не в жестких лапах,
и где свободен дух от пальцев наших слабых —
от своего свободолюбия раба?
1971
Вчера был хороший повод пожаловаться на тяжелую долю «Носорога». Больше года мы не можем издать переводные книги, написанные женщинами. Делюсь, чтобы снять проклятие. Издание трактата Кристины Пизанской «Книга о граде женском», который я неторопливо читала, оставляя иногда на месяца, и к которому начала искать переводчика, анонсировал Individuum; остается только порадоваться за коллег. Права на рассказы Леоноры Каррингтон, которые я хотела перевести еще к открытию биеннале «Молоко снов» в Венеции, нам не продают из-за того, что мы издательство из России. Вероятно, по этой же причине нам не ответили ни на один запрос — письменный, телефонный, еще раз письменный, снова телефонный etc. — по поводу книжного переиздания «Эмили Л.» Маргерит Дюрас (так-то мы печатали роман в десятом выпуске «Носорога», но очень хотели отдельную книгу). Венцом наших неудач стал проигрыш в импровизированных «торгах» за права на книгу Наталии Гинзбург — тут мы уступили коллегам из «Подписных изданий», зато с их разрешения все же выпустили два рассказа из ее «Малых добродетелй»; это первый русскоязычный перевод этих текстов, спасибо Кристине Константиновой. Налетайте на «Зиму в Абруццо» и «Портрет друга» в 18-м «Носороге» и на изданный «Подписными» «Семейный лексикон»; горячо рекомендую. Сейчас готовим перевод «Алоэ» Кэтрин Мэнсфилд; писательница умерла от туберкулеза в 1923 году, поэтому в 2024-м несчастные издатели из России могут печатать ее тексты без разрешения. На фото — Мэнсфилд в 1910-х гг.
Марина Симакова с критикой перевода «Зимы в Абруццо». Замечу, что едва ли стоит делать выводы, имея на руках крохотный фрагмент. Но очень любопытно сравнение с выполненным ею же переводом того же отрывка. Ощутите, как меняется тон.
Forwarded from Anima di classe
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
А критикующие перевод названия Poor Things — «Бедные-несчастные», наверное, забыли, что он взят прямиком из русскоязычной версии романа Грея, над которой трудился Леонид Мотылев? Дело было в «Иностранной литературе» в 1995 году.
Менеджер банка, который вторую неделю не может одобрить одну незатейливую операцию, поселился в моих мыслях на тему бюрократической акселерации; сегодня же вторгся на территорию снов. Мы сидим в его кабинете и заполняем таблицы, в которых: названия книг, изданных носорогом, названия книг, сочиненных мной, названия книг, сочиненных мной, но еще не опубликованных, названия книг, которые я никогда не сочиню, названия книг, которые никому не удастся издать, названия книг, которые меняют названия, названия ветров, дующих со страниц книг, у которых нет названия.
А банк стоит на кампо Манин, построен в 1960-х — и его ругает Бродский, обвиняя, кажется, лишь в том, что был спроектирован «архитектурной сволочью», мужем «прекрасной венециански» графини Мариолины Дориа де Дзулиани. Муж само собой никакой банк не строил, он трудился инженером, а банк возвела пара других архитекторов.
А банк стоит на кампо Манин, построен в 1960-х — и его ругает Бродский, обвиняя, кажется, лишь в том, что был спроектирован «архитектурной сволочью», мужем «прекрасной венециански» графини Мариолины Дориа де Дзулиани. Муж само собой никакой банк не строил, он трудился инженером, а банк возвела пара других архитекторов.
Новости для моего пульсирующего чувства привязанности к морским формам и существам из мира-до-времени. У берегов Новой Зеландии нашли более сотни новых морских видов.
Новым морским видам, ниточкам из безвременья, может не повезти — они приглянутся Пьеру Юигу и станут объектами одной из его следующих выставок. В Punta della Dogana, у Анри Пино, открылась юигова ретроспектива, разбавленная новыми работами. Юиг создаёт воображаемые тревожно-поэтичные миры, населенные вполне реальными существами и счастливо избегает серьезной критики за использование животных в своих работах. Нам предлагается наблюдать за ними в более и менее естественной среде, где-то за пределами антропоцена, однако их мир предельно искусственный, фикциональный, и они ни в коем случае не соавторы и не соучастники, но узники энигматичных образов на тему отношений хьюман и нонхьюман. Самые известные работы — аквариумы, воссоздающие жизнь океана, правда, крабы в этом океане носят на себе реплику знаменитой маски Бранкузи; или же белоснежный пёс по кличке Human с ярко-розовой лапой из проекта Untitled, постакалиптического сада. И если некоторые образы все же (до жути) хороши, то очень плохо обстоит дело с видео, в котором дрессированная обезьяна носит маску человека. Все это имеется на венецианской выставке (кроме пса, его не стало в 2022 году; для тех, кто беспокоится, умер от старости, после ухода из мира искусства жил у одного из помощников Юига), а также само собой появился AI, в режиме реального времени создающий новый язык. Золотая маска-шлем на этот раз надета на человека. Обратный прием, здесь люди носят маски представителей другого вида (дети принимают перформеров за роботов, очень показательно). Слиянием человека и машины уже никого не удивишь, но если беспрерывно генерируемый новый язык и золотые робомаски от Bottega Veneta — это будущее людей, то поделом им.
#венецианскийбестиарий
Важный представитель венецианского бестиария теперь живёт в Punta della Dogana. (У него есть ещё два брата или же сестры, обитают в других музеях Пино.) Райан Гандер, «Пророк».
Важный представитель венецианского бестиария теперь живёт в Punta della Dogana. (У него есть ещё два брата или же сестры, обитают в других музеях Пино.) Райан Гандер, «Пророк».
«НЛО» в прошлом году выпустило на русском хрестоматийное исследование «Грозы» Джорджоне от Сальваторе Сеттиса («"Гроза" Джорджоне и ее толкование: Художник, заказчики, сюжет»). Хотя его интерпретация не входит в топ популярных (и есть знаменитые ее противники в лице, скажем, Даниэля Арраса), несколько лет назад появились новые данные в пользу «библейской» гипотезы (не буду спойлерить, если вы не в курсе, а отошлю к самой книге, она читается как детектив, чистое удовольствие) — крошечный незамеченный ранее ангел (?) на мосту. А вообще вспоминаю это сейчас, потому что для одного дела вернулась к любимому сюжету — под всем известным загадочным мужчиной в ранней версии картины (что показала рентгенограмма) была обнаженная женщина. Поэтому главная загадка «Грозы» — не что изображено на картине, а почему Джорджоне заменил купальщицу солдатом-Адамом-Парисом-философом-и-прочее и так нас подвел.
Новый Frieze — венецианский, с набором текстов к биеннале (в основном почему-то о национальных павильонах). Ещё внутри что-то о «сопротивлении» локальных художников туризму и эссе Колма Тойбина в жанре великие-литераторы-гуляют-по-Венеции (у него уже было что-то похожее в LRB); проиллюстрировано оно серией работ моего любимого фотографа из местных Эрика Скаджанте. Он же на обложке. За это браво.
Из спектакля Бориса Понизовского/ «Из театральной тишины на языке фарса». Актриса — Галина Викулина.
Открыли для себя гениальную форму взаимовыручки и коллективного книжного производства — выпуск книг в партнёрстве с близкими независимыми издательствами. Темпы работы по меркам «Носорога» впечатлительные. В печать сдали две книги с разницей в пару недель (для «Носорога» это очень высокая скорость, так-то мы slow cooking). И вот, в паре с Jaromir Hladik Press выходят: сборник пьес Фернандо Аррабаля в переводе Павла Рыжакова, его, Аррабаля, «Гернику» мы печатали в текущем номере журнала, и поэтическо-прозаический сборник маститого Ива Бонфуа с переводе Марка Гринберга.
Ко́ра с бутоном лотоса в руке (с обложки Бонфуа) скорбит, присутствуя.
Ко́ра с бутоном лотоса в руке (с обложки Бонфуа) скорбит, присутствуя.
Forwarded from Полка
В издательстве Jaromír Hladík press вышла дебютная книга соосновательницы литературного журнала «Носорог» Кати Морозовой. «Амальгама» — это небольшой сборник рассказов о жизни вблизи большой воды, объединённых ощущением сумеречной закадровой магии — апокалиптической и необоримой.
Книга открывается текстом «Венецианки», который сама Морозова называет кводлибетом. Кводлибет — это старинное шуточное музыкальное произведение, составленное из пересекающихся отрывков самых разных мелодий и текстов. Так «Венецианки» сразу смещают фокус внимания читателя с сюжета (в этом тексте Морозовой сюжета де-факто нет) на сложное переплетение образов и мотивов. Осьминог-эмбрион (осьминог-на-тарелке, осьминог-изнасилование), водоросли-волосы, детство и деторождение, насилие и телесность — голоса женщин из разных эпох составляют своеобразный каталог чувственных и эмоциональных переживаний, в рамках которого, как и в рамках всей книги, каждый выделяющийся на фоне повседневности предмет начинаешь подозревать в тайных недобрых намерениях.
Венеция, Питер, любые окружённые водой обрывки суши — это точки концентрации опыта переживания катастрофы, чаще всего опыта женского. Вода, туман, прошлое, сон — зыбкие субстанции, вглядываясь в которые женщины из текстов Морозовой пытаются осознать собственное место в цепочке метаморфоз: дочь — любовница — мать, жертва — свидетель — виновник, событие — память — текст. Сборник завершается чем-то вроде дневника беременности, где писательница «наблюдает, как внутри неё, омываемая водами моря, вместе с текстом растёт жизнь». Этот дневник обрывается до родов, и напряжение не покидает читателя. Ведь, в конце концов, как пишет Морозова, «вечно только незавершённое».
📓 Катя Морозова. Амальгама. СПб: Jaromír Hladík press, 2023
Книга открывается текстом «Венецианки», который сама Морозова называет кводлибетом. Кводлибет — это старинное шуточное музыкальное произведение, составленное из пересекающихся отрывков самых разных мелодий и текстов. Так «Венецианки» сразу смещают фокус внимания читателя с сюжета (в этом тексте Морозовой сюжета де-факто нет) на сложное переплетение образов и мотивов. Осьминог-эмбрион (осьминог-на-тарелке, осьминог-изнасилование), водоросли-волосы, детство и деторождение, насилие и телесность — голоса женщин из разных эпох составляют своеобразный каталог чувственных и эмоциональных переживаний, в рамках которого, как и в рамках всей книги, каждый выделяющийся на фоне повседневности предмет начинаешь подозревать в тайных недобрых намерениях.
Венеция, Питер, любые окружённые водой обрывки суши — это точки концентрации опыта переживания катастрофы, чаще всего опыта женского. Вода, туман, прошлое, сон — зыбкие субстанции, вглядываясь в которые женщины из текстов Морозовой пытаются осознать собственное место в цепочке метаморфоз: дочь — любовница — мать, жертва — свидетель — виновник, событие — память — текст. Сборник завершается чем-то вроде дневника беременности, где писательница «наблюдает, как внутри неё, омываемая водами моря, вместе с текстом растёт жизнь». Этот дневник обрывается до родов, и напряжение не покидает читателя. Ведь, в конце концов, как пишет Морозова, «вечно только незавершённое».
📓 Катя Морозова. Амальгама. СПб: Jaromír Hladík press, 2023
HTML Embed Code: