#Росси_на_горизонте #форкаст

На фоне ускоряющегося слома глобального миропорядка и формирования на международной арене нелинейного консенсуса российско-китайские отношения входят в фазу технологического сближения без декларативных союзов. Это не союз в классическом смысле, а гибкая, прагматичная конфигурация интересов, адаптирующаяся под турбулентность XXI века. Для США гибридный союз угроза национального масштаба, вот почему Вашингтон готов идти на уступки в конфликте на Украине, санкциях и торговых отношениях.

Россия предоставляет Китаю ключевой ресурс — стратегическую глубину на евразийском пространстве, энергобезопасность и военную автономность на фоне давления США в Индо-Тихоокеанском регионе. Взамен получает окно в альтернативную глобализацию — технологическую, финансовую, логистическую. Это партнёрство формируется не на эмоциональной риторике, а на совпадении уязвимостей, которые можно превратить в зоны роста.

Ключевое направление ближайших лет — формирование устойчивых цепочек расчётов вне доллара, продвижение «мягкой» инфраструктурной экспансии в Центральной Азии и проработка механизмов технологической синхронизации (ИИ, связь, спутниковые технологии, кибербезопасность). Одновременно происходит сближение в зонах нестабильности — Ближний Восток, Африка, Арктика.

С точки зрения форсайт-модели, к 2030 году может быть сформирован условный «блок возможностей» — не в виде жесткой оси, а как модульная система взаимодействия, где каждая сторона усиливает друг друга, сохраняя автономию. Такой формат требует высокой устойчивости к когнитивным атакам извне, попыткам посеять недоверие и запустить сценарии управляемого конфликта интересов.

России важно не повторить ошибку периферийного присоединения — ключ к равноправию лежит в стратегическом мышлении, собственной интеллектуальной и технологической субъектности. Присутствие в китайской архитектуре мира возможно только на условиях содержательного вклада с учетом собственных интересов.

Сегодняшняя реальность не требует деклараций. Она требует способности видеть на 10–15 лет вперёд и действовать не по шаблонам холодной войны, а по логике нового мира, где «ось будущего» строится без громких лозунгов, но с точной калибровкой интересов стран в условиях глобальных вызовов и построение многополярного мира.

#акценты
Россия переходит в наступление на дипломатическом треке, стремясь перехватить инициативу у глобалистского лагеря, пытающегося сорвать диалог между Москвой и Вашингтоном.

Посредством визита спецпредставителя президента РФ Кирилла Дмитриева в США Кремль выстраивает линию стратегической проактивности: демонстрируя готовность к одностороннему пасхальному перемирию на Украине и передавая ряд конкретных предложений, Москва подчеркивает свою договороспособность и одновременно навязывает логичный политико-гуманитарный формат, в который Трампу трудно не встроиться. Американский лидер как прагматичный переговорщик должен отдавать себе отчет, что именно Лондон, Брюссель и Париж используют Киев и Зеленского как прокси для подрыва его позиций и дипломатических усилий.

Технология асимметричного позиционирования здесь срабатывает на полную силу: в ответ на медийную истерику «партии войны» и антироссийскую риторику Киева, Россия предлагает не ультиматум, а инициативу — но с оговоренными условиями, включающие уступки со стороны Вашингтона и переговоры на уровне президентов и согласование параметров будущей безопасности. Тем самым Россия задает контур будущих договоренностей, одновременно проверяя готовность американской стороны к прагматичному взаимодействию в формате «разрядки 2.0».

Принцип «перемирие — как элемент политического давления» здесь становится тактическим инструментом. Параллельно Россия предлагает архитектуру контроля за прекращением огня, подчеркивая системность своего подхода и показывая: именно Москва способна предложить внятную структуру мира, а не его имитацию. Главная ставка — на то, чтобы противопоставить концептуальную ясность российских условий разобщенности глобалистов. Такой шаг одновременно обостряет внутренний конфликт в западной коалиции: каждый отказ от предложений Москвы теперь будет играть против нее.

Конкурентоспособность российской электроники сегодня напрямую зависит от системной государственной поддержки. Несмотря на отдельные достижения – в том числе поставки продукции для космических программ, – отрасль продолжает сталкиваться с вызовами, которые в долгосрочной перспективе угрожают устойчивости технологического суверенитета. Ключевая проблема – недостаточная адаптация инструментов госполитики к современной конкуренции, особенно в условиях, когда ведущие государства, включая США и Китай, выстраивают собственные рынки по модели протекционизма и активного субсидирования.

Пока в России сохраняется приверженность формуле «свободной конкуренции» без учета отраслевой специфики и международной практики, другие страны сознательно защищают свои высокотехнологичные сегменты. Введение экспортных ограничений, запрет на участие иностранных компаний в госзакупках, дотирование локальных производителей – все это уже давно стало нормой для ключевых глобальных игроков. В результате они не просто обеспечивают внутренний спрос, но и формируют устойчивое экспортное присутствие на внешних рынках. На этом фоне российская политика, допускающая параллельный импорт даже в тех сегментах, где уже сформированы локальные компетенции, выглядит как минимум не консистентно.

Уже сейчас на внутреннем рынке присутствуют отечественные производители, выпускающие планшеты, серверы, СХД, БПЛА, медоборудование, элементы телеком-инфраструктуры, включая базовые станции. Но в условиях отсутствия действенной протекционистской политики и полноценного механизма отбора добросовестных поставщиков, они вынуждены конкурировать не только с иностранными производителями, но и с логистическими схемами «серого импорта» или «отвёрточных сборок», не создающих добавленной стоимости внутри страны. Более того, значительная часть технологического бизнеса по-прежнему находится в режиме ожидания: вернутся ли глобальные бренды, и что будет дальше? В этой неопределённости формируется угроза утраты ключевого момента для запуска полноценной индустриальной перестройки.

Сегодня для формирования высокотехнологичной экосистемы нужен стратегический выбор: либо Россия выстраивает инфраструктуру, ориентированную на суверенное производство и экспорт на рынки с совокупной емкостью в сотни миллионов потребителей, либо рискует закрепиться в нише зависимого импортера. Пример Китая и США доказывает: в сфере технологической политики национальный интерес реализуется не через декларации о «невидимой руке рынка», а через активное государственное участие. Возможности для этого в России есть — но их реализация требует последовательных решений и готовности к конкуренции на равных условиях с международными лидерами.

#конъюнктура
В России продолжаются сдвиги в миграционной политике в плоскость безопасности, сопряженной не только с усилением контроля, но и социокультурной адаптации.

Назначение экс-замгенпрокурора Андрея Кикотя на должность начальника управления по вопросам гражданства и регистрации иностранцев МВД — это очередной маркер сдвига в миграционной политике. Кикоть — фигура не публичная, но системная, выходец из ФСО. Назначение не обошлось без подковерной борьбы: генпрокурор Краснов избавился от двух заместителей, которые могли метить на его место - Кикотя и Демешина, которого сослали в Хабаровский край. Карьерная траектория нового главы ФМС встроена в силовую вертикаль, и это важно: в условиях, когда миграция становится инструментом гибридного давления, её контроль передаётся от гуманитарного к суверенному блоку. Это не шаг к изоляции, это попытка перевести вопрос «кто приезжает» в плоскость «кого мы интегрируем».

Очевидно, будет усилена работа по дифференциации миграционных потоков. Первое направление — трудовая миграция: цифровизация регистрации, прозрачность контрактов, связка с налоговой системой. Второе — гуманитарная и политическая миграция: здесь можно ожидать появления системы проверки лояльности и культурной совместимости. В обоих случаях приоритет — стабильность и контроль, а не количество.

Вопрос гражданства будет политизирован. Упрощённые механизмы, работавшие последние десять лет будут переработаны . Критерии получения российского паспорта будут всё больше завязаны на включённость в социокультурное поле, знание языка, отсутствие двойной лояльности. Россия перестаёт рассматривать паспорт как административную процедуру. Это становится договором — о включённости, о принадлежности.

Эти процессы идут на фоне демографического спада, и здесь ключевая развилка: либо допустить спонтанную миграционную массу, либо выстраивать селекционную систему фильтрации и включения. Кикоть — представитель второго подхода. Его назначение — это выбор в пользу «органической миграции», где государство не просто разрешает, а осмысленно регулирует, кого оно готово принять. Не просто регулировать потоки, а формировать социальную ткань будущего. Не просто бороться с угрозами, а работать с идентичностью.

#смыслы
Человечество вступает в эпоху, в которой искусственный интеллект (ИИ) перестаёт быть вспомогательной технологией и становится архитектурным элементом в системе глобального управления. Он уже не просто ускоряет рутинные процессы — он влияет на принятие решений, формируя альтернативные траектории действия. Алгоритмы участвуют в геополитике не как инструменты анализа, а как механизмы влияния, определяющие то, что считается рациональным, выгодным, допустимым. Особенно это проявляется в стратегиях государств, претендующих на статус мировых лидеров.

Есть версия, что ходе пересмотра внешнеэкономических приоритетов своей администрации Дональд Трамп задействовал инструменты ИИ-аналитики для принятия решений о введении новой волны тарифов, объявленных 2 апреля. Это стало отправной точкой нового этапа глобальной торговой войны, направленной не только против Китая, но и против Европейского союза, Индии и стран глобального Юга. По сути, с помощью ИИ администрация Трампа построила модель вероятных ответных мер, рисков для внутреннего рынка США и потенциальных точек давления — и на основе этих данных скорректировала структуру тарифных ставок. Такая политика — это уже не просто экономическая мера, а результат машинной симуляции геоэкономических сценариев.

Подобные кейсы растут в числе. Израильские аналитические центры на основе ИИ моделируют поведенческие профили потенциальных политиков, Китай применяет алгоритмы в управлении внутренней стабильностью и прогнозировании протестной активности, а американские спецслужбы внедряют машинное обучение для оценки риска нестабильности в союзных государствах. На этом фоне становится очевидно: мы наблюдаем переход от информационной конкуренции к алгоритмическому управлению будущим.

Обоснованная тревога российских экспертов заключается в том, что ИИ-платформы, используемые сегодня как каналы взаимодействия с гражданами и как опора для политического анализа, обучаются преимущественно на англоязычных корпусах и транслируют нормы, заложенные в западные идеологемы. Это приводит к когнитивному искажению — любое отклонение от «нормативной линии» трактуется как маргинальное или даже токсичное. Ответ ИИ на вопрос о Крыме, Донбассе или многообразии моделей суверенитета будет неизбежно преломлён через парадигму «либеральной нормальности».

Речь уже не идёт о защите данных, а о защите модели мышления. Колонизация нового типа проходит не через прямое давление, а через перенастройку когнитивных контуров. Человек добровольно делегирует интерпретацию реальности алгоритму — и теряет способность осмысленно сопротивляться. Это делает вопрос цифрового суверенитета не подотраслью IT, а осевой темой государственной безопасности.

Нужна не только технология, нужна культура мышления, не зависящая от внешних логик. Потому что главная битва в XXI веке — это битва не за ресурсы, а за интерпретации. ИИ в политике — это уже не вопрос будущего, а вопрос настоящего. И он требует осмысления не как отраслевого инструмента, а как фактора формирования стратегического суверенитета. Иначе государство, сохранив формальный контроль над границами и бюджетами, утратит главное — право определять собственную реальность.

#анализ
Переговорный трек между США и Россией о реконструкции отношений выходит на новый уровень, что подтверждает успешность миссии Дмитриева в Вашингтон.

По итогам переговоров спецпредставителя Кремля с администрацией Дональда Трампа обозначены ключевые векторы: прекращение огня на Украине, восстановление прямого авиасообщения и возвращение американского бизнеса на российский рынок. Всё это подтверждает — США готовы говорить с Россией не с позиции давления, а с позиций рационального интереса.

Мессендж о достигнутом прогрессе в вопросе прекращения огня на Украине говорит о том, что Трамп рассматривает не эскалацию, а выгодную ему сделку. Для Вашингтона украинский конфликт превратился в обузу. Это открывает окно возможностей для Москвы: есть шанс перевести переговорный процесс в плоскость конкретных условий, на которых Россия и США смогут зафиксировать новый баланс с учетом позиции РФ.

Обсуждение возобновления прямого авиасообщения свидетельствует о том, что контакты между странами перестают быть табуированной темой. Восстановление транспортных связей — первый признак нормализации, а не просто жест доброй воли. Если за этим последуют шаги по снижению санкционного давления на логистику и финансы, можно будет говорить о постепенном снятии ряда искусственных барьеров.

Готовность американских компаний занять ниши, освободившиеся после ухода европейцев, ещё одно подтверждение прагматизма Трампа. Это прямой сигнал: бизнес-интерес важнее идеологических установок. Очевидно, что постепенное снятие санкций, о котором договорились стороны, откроет возможность для реализации совместных проектов, в том числе по освоению месторождений редкоземельных металлов.

Вашингтон теперь не только слышит позицию Москвы, как отметил Дмитриев, но и учитывает её в рамках переговорного процесса, что кардинально отличает ее подход от предшественников. На этом фоне показательно, что сроки новых переговоров будут определены в ближайшее время. Это исключает сценарий затягивания процесса, демонстрирует обоюдную заинтересованность сторон в дальнейшем обсуждении ключевых вопросов. Однако попытки сорвать диалог неизбежны — представители глобалистов рассчитывают на продолжение конфронтации России и США.

Очевидно, что миссия Дмитриева расширила пространство для прагматичного диалога, в котором обе стороны могут найти взаимовыгодные решения. Сегодня закладываются контуры будущей системы международных отношений, где Москва и Вашингтон сыграют гораздо более конструктивные роли друг для друга, чем это было в предыдущие годы.

#форкаст
В условиях усиливающегося давления извне — санкционного, технологического, дипломатического — внутренняя политика России переходит в фазу структурной адаптации. Речь не идёт о сломе, но о смене акцентов: от управленческой мобилизации к устойчивой адаптивности. Эта трансформация не декларативна, а функциональна: власть корректирует архитектуру решений под новые правила глобальной игры.

Форсайт до 2026 года указывает на рост значения "сетевых контуров" власти — горизонтальных связей между регионами, отраслевыми группами, локальными центрами устойчивости. Центр сохраняет роль стратегического координатора, но перераспределяет полномочия — в том числе, чтобы повысить гибкость системы в условиях внешнего турбулентного давления.

Идеологически наблюдается переход от оборонительного нарратива к концепции "третьего пути" — не в логике изоляции, а в логике ценностной альтернативы. Вместо дихотомии "Запад — не Запад" формируется образ самостоятельного центра, выстраивающего собственную цивилизационную траекторию.

Институты общественного участия получат апгрейд: речь не о либерализации в западном смысле, а о более точном управлении легитимностью через участие — от цифровых платформ до локальных советов, общественных клубов, управляемых форм прямой обратной связи.

Все эти процессы — не реакция, а контрход. Россия строит внутреннюю политику как систему долгосрочной устойчивости в условиях постоянной внешней нестабильности. Новая формула: смысловая консолидация + институциональная гибкость + технологическая инфраструктура обратной связи.

Если внешний хаос неизбежен, внутренний порядок должен быть осмысленным.

#геополитика
Россия выстраивает многоуровневую дипломатическую игру, где стратегическое партнерство с Китаем идет параллельно переговорам о реконструкции отношений с США в рамках позиционирования в движении к многополярному миру.

Визит Ван И в Москву, прошедший вне публичной подготовки, подтверждает главное: российско-китайское взаимодействие развивается не только в экономическом и военно-техническом направлениях, но и в сфере стратегической дипломатии. В условиях изменения глобального баланса Москва и Пекин синхронизируют позиции в контексте диалога РФ и США. Пекин получает дополнительные гарантии: Москва действует в формате, который исключает ослабление российско-китайского партнерства . Поэтому визит Ван И – это не реакция на Вашингтон, а элемент долгосрочного выстраивания архитектуры международных отношений, где координация Москвы и Пекина становится базовым фактором стабильности.

Обсуждение 80-летия Победы и возможного визита Си Цзиньпина в Москву добавляет к этому процессу политико-символическую плоскость. Для Китая важно закрепить отношения с Россией на уровне, который выходит за рамки ситуативных договоренностей. В свою очередь, Россия демонстрирует стратегическую предсказуемость, фиксируя важность восточного вектора. Визит китайского лидера в Москву станет точкой, после которой российско-китайское взаимодействие получит новые масштабы, в том числе в сфере экономической интеграции, координации на глобальных рынках и совместного противодействия санкционному давлению.

«Сверка часов» с Пекином не только снижает риски, но и делает Россию участником более широкой дипломатической игры, где Вашингтон уже не может полагать, что его действия останутся без ответа. США делают ставку на то, что РФ, заинтересованная в снятии санкционного давления, может сместить акценты в своей внешней политике. Однако в Кремле понимают, что торговая война между США и КНР создает для Москвы новые возможности. У РФ появляется пространство для маневра: балансируя между двумя мировыми игроками, она может добиваться для себя более выгодных условий, чем в условиях жесткого двустороннего конфликта с Западом, как это было на протяжении последних лет.

#смыслы
В информационном веке поле битвы за умы переместилось из эфира ТВ на экраны смартфонов. Если раньше телевизор и СМИ формировали повестку дня, то сегодня это делают алгоритмы, мемы и короткие эмоциональные тексты в социальных сетях. Формально это каналы общения, но по факту — это архитектура информационного влияния, где каждый пользователь становится участником, а часто — инструментом чьей-то стратегии.

Россия — страна, где проникновение соцсетей превышает 80%. Но большинство пользователей не осознают, что алгоритмы, управляющие их лентами, усиливают не факты, а эмоции. Чем выше уровень возмущения или тревоги — тем выше охваты. Это создает искажённую картину действительности, где эмоциональная крайность воспринимается как норма, а резкие тезисы — как истина.

Тренд на поляризацию и снижение доверия к институтам — часть глобального инфовлияния, в которое встроены и западные платформы, и отдельные Telegram-структуры. Образ «альтернативной России» — хаотичной, угнетённой, обречённой — создаётся через мемы, нарративы и «простые объяснения», легко заходящие в кризисное сознание.

В этом контексте Telegram — не просто канал связи, а инфраструктура смыслов. Здесь формируются кадры, обсуждаются стратегии, тестируются ходы. Раньше люди смотрели на политику сверху — через телевизор. Сегодня они внутри неё — через репосты, комментарии и обрывки фраз в каналах. Эта горизонтальность создает иллюзию участия, но также — иллюзию понимания.

Власть, игнорирующая правила игры в этой среде, проигрывает. Власть, пытающаяся копировать стиль оппозиции, теряет лицо. Единственный путь — признать соцсети как самостоятельное поле власти и действовать на нём системно: выстраивать доверие, разбирать и создавать смыслы, контрить эмоции не истерикой, а рациональной рамкой.

Информационное доминирование в России в 2025 году — это не только про телевизор. Это про новые медиа и Telegram. И вопрос теперь не в том, кто говорит громче, а кто контролирует форму разговора.

https://hottg.com/Taynaya_kantselyariya/12185

#анализ #геополитика
Мир входит в эпоху турбулентности, когда сценарии изменений в условиях нелинейного консенсуса тяжело предсказать, а ИИ формирует внешнюю политику государств. Набирающая оборотов торговая война, начатая Трампом, провоцирует тектонические сдвиги планетарного масштаба – она трансформировалась в глобальный экономический конфликт, затрагивающий Европу, энергетический сектор и мировой финансовый рынок.

1. Противостояние между Китаем и США выходит на новый уровень. Китай официально ответил на американские пошлины, введя с 10 апреля симметричный тариф в 34% на весь импорт из США. Это решение означает, что Пекин больше не ограничивается точечными мерами, а вступает в полномасштабное экономическое противостояние с Вашингтоном. В дополнение к новым пошлинам Китай инициировал разбирательство в ВТО, а Министерство коммерции КНР расширило санкционный список, включив в него 27 американских компаний. Это сигнализирует о переходе к долгосрочной стратегии давления на американские корпорации, особенно в чувствительных секторах, таких как технологии и промышленность.

2. Европа готовится к экономическому кризису. Последствия торговой политики США оказываются разрушительными для Евросоюза, особенно для Германии, где прогнозируемые потери оцениваются в 200 миллиардов евро. Экспертные оценки показывают, что введение 20-процентных пошлин на немецкий экспорт поставит под угрозу ключевые индустрии: машиностроение, автомобилестроение и высокие технологии. В целом ущерб для стран ЕС может достичь 750 миллиардов евро, что грозит ростом цен, сокращением рабочих мест и обострением экономической нестабильности. В ответ Брюссель рассматривает меры против США, включая налог на цифровые услуги (который ударит по Apple, Google и Amazon), ограничения на торговлю и интеллектуальную собственность, заморозку американских инвестиций и санкции в сфере госзакупок. Для выработки единой стратегии 7 апреля состоится заседание министров торговли ЕС.

3. Падение цен на нефть. Цена на нефть уже опустилась ниже 66 долларов за баррель, что указывает на начало крупного кризиса в энергетическом секторе. ОПЕК отвечает на кризис агрессивным увеличением поставок, втрое превышающим запланированные объемы. Саудовская Аравия объясняет это борьбой с "мошенничеством" в нефтяном секторе, но в реальности речь идет о серьезном сдвиге в глобальной экономике. Разрушение старых механизмов регулирования ведет к постепенному ослаблению нефтедоллара и дестабилизации прежнего мирового порядка.

4. Крупнейшие торговые партнеры США сталкиваются с фундаментальными ограничениями, мешающими им компенсировать торговые потери за счет роста закупок в Америке. У большинства стран нет достаточного спроса на внутреннем рынке, а финансовые возможности ограничены кризисными явлениями. Дополнительно, Вашингтон испытывает нехватку экспортных товаров, что делает идею "возвращения производства в США" практически неосуществимой из-за нехватки квалифицированной рабочей силы.

Таким образом, политика Трампа привела к созданию обрушению глобальной экономической системы, где традиционные механизмы больше не работают, а прежние союзники ищут альтернативные пути развития.

#аутсайдеры
Антикоррупционная зачистка окружения губернаторов после отставок является трендом внутриполитической системы в России, которая определяет перераспределение групп влияния. Происходящее в Екатеринбурге воспринимается как тест: в каком объеме центр готов идти на демонтаж политических конструкций, укоренившихся в регионах.

В Екатеринбурге работает усиленная следственная группа, которая занимается сразу несколькими эпизодами коррупционных преступлений, связанных с бывшим губернатором Куйвашевым и его окружением. Следственные действия ведутся по множеству адресов, затрагивая не только действующих и бывших чиновников, но и связанные с ними бизнес-структуры. Формально в фокусе — заместители и доверенные лица экс-главы региона, но по конфигурации кейса ясно: речь идёт о целенаправленном демонтаже влияния целой группы, формировавшей управленческий костяк Среднего Урала почти полтора десятилетия.

Это уголовное дело — не спонтанная реакция на изолированный эпизод, а часть широкой зачистки региональных элит, чьи политические корни уходят в 2000-е. Куйвашев считался фигурой из «уральского семейного круга» — управленцы, выросшие при покровительстве клана Ельцина и поддержке крупных технократических лобби в Москве. Однако в нынешней конфигурации власти такие связи перестали быть страховкой. Более того, они стали риском. Попытки Куйвашева использовать прежние контакты, чтобы минимизировать ущерб и перевести стрелки на замов, пока не принесли результата. В высоких кабинетах звучит простой посыл: если есть основания — отвечать придётся.

Последствия будут ощутимы не только для Урала. Уже сейчас в ряде территорий, где губернаторы недавно укрепились, начали активизироваться проверки, усиливаются оперативные позиции ФСБ, идут неафишируемые кадровые ротации в экономических и финансовых блоках администраций. Этот тренд меняет сам характер управления на местах — от полуавтономной модели к более ручному формату, где главная ценность — не биография или связи, а управляемость и прозрачность с точки зрения центра. Силовики возвращаются в регионы не как инструмент устрашения, а как инструмент реструктуризации. И в этом контексте кейс Куйвашева — только начало. Текущая логика централизации строится на недопущении появления устойчивых региональных анклавов с собственной управленческой логикой.

#global_vision #форкаст
Мир вошел в стадию контролируемого хаоса и противостояния элитных групп за формирование глобальной повестки, триггером этих процессов стала победа Трампа на президентских выборах в США. За публичными ритуалами, дипломатией, выступлениями скрывается системное противостояние двух основных смысловых партий-протекционистов в лице Трампа и глобалистов, последние вынуждены осесть в Европе, чтобы удержать свою ось влияния и вернуться к власти в США.
Глобалисты и Deep State в борьбе с трампистами делают ставку на реализацию отработанного десятилетиями политтехнологического сценария с признаками управляемого протестного давления, которое формируя иллюзию массовой стихийной негативной реакции гражданского общества на политику Трампа.

Структурный анализ организаторов, риторики и целей этой мобилизации указывает на то, что идет атака истеблишмента, призванная не только расшатать поддержку Трампа в народе, но и запустить внутренний кризис в стане республиканцев через контролируемые протесты. Сигналом к началу стал анонс более 1000 протестных акций под эгидой кампании Hands Off. В числе организаторов — MoveOn, Indivisible и другие структуры, традиционно финансируемые глобалистскими институтами. Заявленное участие полумиллиона человек, подключение к акции политиков-демократов и синхронные выступления в Канаде, Европе и Латинской Америке — это не классический американский протест, а операция глобального масштаба, рассчитанная на создание иллюзии всемирного фронта против «режима Трампа». Аналогичная технология использовалась в эпоху Occupy Wall Street, а позже оттачивалась на женских маршах, BLM и климатических движениях. В этой стратегии ключевую роль играют синтетические альянсы — коалиции из НКО, профсоюзов, экологов и активистов, действующих под видом «гражданского общества». Именно они обеспечивают логистику, PR-сопровождение, медийную раскрутку и каналы координации.

Цель — не просто формализованное выражение несогласия. Технология «цветных протестов» предполагает воздействие сразу на несколько уровней: давление на элиты, мобилизация инфоактивистов, формирование образа токсичности лидера и организация управляемого хаоса. Именно по этим лекалам в свое время раскачивались режимы в Восточной Европе, арабских странах и Латинской Америке. Основной вектор удара — не Белый дом, а Республиканская партия: протесты должны продемонстрировать, что дальнейшая поддержка Трампа для политиков и бизнесменов сопряжена с репутационными и правовыми издержками. Это — не улица против власти, а улица как политический инструмент в борьбе элит. Их риторика предсказуема: Трамп — «угроза демократии», «авторитарный узурпатор», «ставленник олигархов», — всё это часть нарратива, рассчитанного на эмоциональное вовлечение и делегитимизации альтернативных точек зрения. По сути, перед нами — реплика глобалистской модели soft power, где ключевым оружием становятся не армии, а мобилизованные массы и инфопотоки.

Идет попытка изменить статус Трампа внутри собственной команды: из харизматического лидера он должен превратиться в проблему, от которой выгоднее дистанцироваться. Раскол в стане республиканцев — стратегическая задача Deep State, ведь прямой электоральный сценарий уже не гарантирует победы. В условиях, когда правовые и институциональные механизмы истощены, единственным рабочим рычагом становится протестная эскалация — масштабные демонстрации, создающие иллюзию народного бунта и транслируемые в мировые СМИ с нужной тональностью.

Форсайт анализ позволяет определить планы глобалистов — деморализация ядра сторонников Трампа и внутренний переворот в Республиканской партии. Это и есть та точка, где управляемый протест превращается в элемент элитного переворота. Таким образом, мы наблюдаем не просто уличные демонстрации, а начало новой фазы гибридной политической войны. Она разворачивается не на поле выборов, а в пространстве эмоций, восприятия и легитимности. Внутри США продолжается борьба между суверенистским реваншем и глобалистским револьтом, и ставка сделана на уличный сценарий как инструмент системного саботажа.

Трансформация геополитических процессов в мире имеет крайне нелинейный характер и альянсы могут меняться, приобретая самую неожиданную конфигурацию. Для Кремля важно сформировать устойчивую позицию с Пекином, который публично бросает вызов США в тот момент как мы формируем новую архитектуру отношений с Администрацией Трампа. Стоит учитывать, что все наши союзники преследуют свои геополитические цели, а значит нам необходимо продвигать свой курс с учетом интересов России.

Консенсус в отношениях Москвы и Пекина — это не фиксированный геополитический альянс, а живая система, чутко реагирующая на тектонические сдвиги в треугольнике РФ – США – Китай. Важно признать: сближение России и Китая имеет глубинную логику, но не освобождено от внутреннего напряжения и скрытой конкуренции. Пекин действует прагматично, укрепляя связи с Москвой в условиях западного давления, но одновременно ведет интенсивный диалог с Европой, балансируя между статусом союзника и посредника. Эта стратегия позволяет Китаю извлекать выгоду из затяжного конфликта России с Западом, не беря на себя жестких политических обязательств. Поэтому разговор о «разрядке» между Москвой и Вашингтоном может восприниматься Пекином как сигнал к переоценке роли РФ в своей внешнеполитической матрице.

В этих условиях задача России — не стать объектом чьей-либо игры, а выстроить собственную партию. Да, потенциальное смягчение риторики США в отношении Москвы еще недавно казалось невозможным, но дипломатические окна открываются именно в моменты переоценки глобальных приоритетов. Ключевой вызов — провести линию между прагматичным диалогом с Вашингтоном и сохранением устойчивого партнерства с Пекином. Это не «двойная игра», а попытка оформить Россию как полноценный третий полюс мировой политики, не растворяясь ни в американской, ни в китайской повестке. Такой курс требует тонкой дипломатии, стратегической выдержки и умения управлять асимметричными интересами партнеров — с единственной целью: обеспечить реализацию российских национальных интересов в глобальной архитектуре нового мира.
https://hottg.com/kremlin_sekret/17355

#мнение #смыслы
Формирование новой архитектуры взаимоотношений с США происходит на смысловом уровне, заявление Дмитриева — это не просто дипломатический ход, это технология международного soft power-интервью, адресованного западной аудитории, с задачей рефрейминга образа Путина. Это маркер для американской аудитории, через который прокладывается траектория переформатирования восприятия российского президента в глазах западного истеблишмента. Сигнал в будущее, ориентированный на возможную ось «Путин – Трамп», как на потенциально последнюю надежду на деэскалацию и «великое соглашение».

Ключевые акценты — «человек слова», «исторический лидер», «возрождение страны», — это всё элементы нарратива из арсенала когнитивного восприятия, направленных на реставрацию доверия. Дмитриев действует как медиатор не только от России, но и как тестировщик ландшафта: насколько американский политический класс, а главное, американский бизнес, готовы заново услышать эту историю. Его речь — это упакованная в soft power форма вербовки: не к альянсу, но к диалогу, где Путин — рациональный архитектор, а не образ врага.

Важно и то, с кем он говорит. Такая риторика в американском медиа-пространстве работает на тех, кто устал от «хаоса» и ищет управляемость, предсказуемость, силу. Иными словами — на ту часть элит, для которой образ «сильного лидера» с «внятным планом» вновь становится актуальным. Дмитриев же не просто описывает Путина — он апеллирует к травмам американской идентичности: потеря контроля, глобальный упадок, внутренняя фрагментация.

Риторическая связка «Путин – Трамп» в финале — это уже не аналитика, а сценарное моделирование. Скрытое внушение: «всё зависит от этих двух лидеров». Образ тандема создаётся как альтернатива статус-кво. И это уже не просто внешний сигнал — это элемент архитектуры альтернативной реальности, в которой возможен реванш консервативного консенсуса в противовес глобалистам.

#геополитика #форкаст
«Экономический прагматизм» Трампа превращается в катализатор мировой трансформации, где уже не только силы, но и смыслы меняются местами. Геоэкономический ландшафт 2025-35 гг. — это не просто турбулентность. Это эпоха смены правил, где на наших глазах трансформируются идентичности, союзы и точки роста. Международные процессы меняются в корне, формируя нелинейный консенсус геополитического ландшафта, при этом выделяются следующие ключевые линии:


1. Противостояние с Китаем. Тарифные удары, которые США нанесли по Китаю не про экономику — это геостратегический слом. Америка больше не верит в глобализм, который сама же и породила. Экономический национализм превращается в главную доктрину: рвать цепочки поставок, репатриировать производство, закрывать технологический трансфер. Смысл войны — контроль над будущим: США хотят «откатить» глобализацию до модели 1980-х, Китай — «переписать» её под себя, встраивая Глобальный Юг в свою орбиту. Это не война тарифов. Это столкновение моделей цивилизационного устройства: униполярного контроля против децентрализованной сети. Ключевой элемент — переформатирование архитектуры: США выводят капитал из Востока, субсидируют собственные корпорации, чтобы создать «новую индустриализацию». Это попытка не просто ослабить Пекин, а выстроить заново технологическую вертикаль мира. Китай, в свою очередь, действует как империя на подъёме: он не играет в оборону. Пекин отвечает не только симметрично (пошлины, санкции, инвестиционные барьеры), но и системно

2. Активизировалась старая, но недоразрешённая линия конфликта — между американским национал-капитализмом и евроатлантической моделью транснационального регулирования. ЕС, Канада и часть англо-саксонской элиты давно воспринимают Трампа не просто как политического оппонента, а как экзистенциальную угрозу. Его подход — разрушение «мягкой силы» и трансформаций, связанных с институциональной стабильностью, — противоречит самому коду глобалистов, базирующемуся на наднациональных структурах, климатических пактах, миграционных режимах и экономической интеграции. Макрон, фон дер Ляйен, Карни и даже условно правоконсервативные фигуры, как Мелони, вынужденно выстраиваются в неформальную антитрамповскую коалицию. Их цель — спасти остатки прежней модели. Трамп де-факто запустил процесс «распада коллективного Запада» изнутри. США больше не воспринимаются как лидер, а как источник дестабилизации.

3. БРИКС как альтернатива старому миру. Трамп подрывает ВТО — БРИКС отвечает строительством инфраструктурных союзов. США ограничивают экспорт технологий — Индия и Китай формируют собственные цепочки производства. Американские санкции на долларовые расчёты — стимул к юаневым свопам и диверсификации резервов. Расширение БРИКС, рост объёмов торговли в национальных валютах, институционализация независимых платёжных систем, инициативы по созданию рейтинговых агентств, а также политические диалоги на полях глобального Юга — всё это признаки рождения «контрмодели». БРИКС предлагает то, чего не было в западной модели — равноправие и суверенитет. Фактически, Вашингтон, разрушая прежние правила, невольно помогает Глобальному Югу обрести субъектность. В этом смысле БРИКС — не «антизапад», а «постзапад»: структура, где центр принятия решений размыт, но согласован, где правила меняются в зависимости от интересов участников, а не задаются извне. Именно эта модель становится конкурентной в условиях мирового хаоса.

#источники
На Старой площади запущен непростой процесс трансформации всей модели функционирования Администрации Президента. Ключевым катализатором изменений стало аппаратное усиление позиции Сергея Кириенко, продемонстрировавшего высокую эффективность в управлении кризисной ситуацией в Абхазии.

Выборы в этом союзном для России государстве проходили в условиях крайней нестабильности, и большинство прогнозов указывали на невозможность перелома ситуации в пользу пророссийского кандидата. За месяц до голосования курирование направления было передано Кириенко, при этом ставка была сделана на компромиссную фигуру — Бадру Гунбу, представлявшего окружение экс-президента Аслана Бжания и не обладавшего широкой электоральной поддержкой. Его соперник — представитель оппозиции Адгур Ардзинба — обладал значительно более высокой узнаваемостью и ресурсами.

Однако применённая модель избирательной кампании позволила не только добиться убедительной победы в первом туре с более чем 10-процентным отрывом, но и нейтрализовать угрозу уличных протестов, которыми активно оперировала оппозиция. Этот результат стал репутационным сигналом: Кириенко способен решать задачи стратегического уровня на внешнем контуре.

После выборов в Абхазии встал вопрос об эффективности кураторской системы в целом — особенно в чувствительных, приграничных регионах, где ранее доминировала отчётная модель без реальных инструментов влияния.

Стратегическая уязвимость России заключается в отсутствии архитектуры "мягкой силы". Мы по-прежнему не формируем устойчивые системы влияния — будь то СМИ, Telegram-каналы, НКО или политические лидеры — ограничиваясь цифрами и отчётами. Именно этот дисбаланс стал причиной постепенного ослабления целого ряда влиятельных игроков — от Глазьева до Суркова и Козака. Они не меняли систему, а лишь выстраивали надстройки без глубинной трансформации. Без системной перестройки инструментария влияния — результаты и в будущем останутся нестабильными и ситуативными.

#форкаст
Переформатирование экономического порядка и геополитические изменения, связанные с торговой войной, имеют важное измерение для внутриполитической повестки США, в рамках которой глобалисты готовят полноценный реванш.

Financial Times, издание с многолетним опытом выражения интересов транснационального капитала, открытым текстом заявляет: если тарифная политика Трампа обернётся рецессией, республиканцев в 2026-м ждёт «кровавая баня» на выборах в Конгресс. Это не анализ — это сигнал. Под видом экономического прогноза закладывается когнитивная рамка: рецессия приравнивается к трамповскому курсу, следовательно — поражение неизбежно.

Так запускается упреждающая интерпретация будущего кризиса через обрушение глобалистами финансовых рынков. Демпартия готовится управлять восприятием рецессии как «рукотворной катастрофы», спровоцированной именно политикой Трампа. Даже если спад будет результатом внешних факторов или системного кризиса глобального рынка — его упакуют как следствие торговых войн MAGA.

Медиамашина глобалистов начинает операцию по связыванию экономической турбулентности с конкретным политическим субъектом. Логика предельно проста: чем глубже обрушение — тем мощнее откат к «нормальности», под которой понимается возврат к контролируемой системой политике. Любая просадка фондового рынка, рост безработицы, инфляционный всплеск — всё будет подано как личный просчет Трампа. На этом фоне демократы надеются вернуть себе большинство в обеих палатах Конгресса. Если Демпартия получит контроль над ними в 2026 году, она сможет не просто тормозить инициативы президента — но и парализовать всю его повестку через комиссии, бюджетные конфликты, законодательные блокировки.

Таким образом, выборы в Конгресс становятся точкой бифуркации. Если Демпартия получает большинство, она берет экономический кризис под контроль — не для решения, а для управления. А Трамп оказывается в положении изолированного лидера, окружённого саботажем и перманентным шантажом через финансовые механизмы.

#форкаст #Росси_на_горизонте

Трансформация системы власти происходит в неразрывном процессе с международными процессами, за время президентства Владимира Путина мы проходили различные этапы взаимоотношения с Западом и Китаем, внутриполитический вектор определяли люди эпохи-Владислав Сурков, Вечеслав Володин, а теперь Сергей Кириенко. Россия — одна из немногих стран, где политическая система сочетает устойчивость и способность к адаптации, но каким будет вектор её развития в ближайшие несколько лет, этот вопрос актуален сегодня для всех?

Форсат-анализ, применяемый в стратегическом планировании, позволяет выделить несколько вероятных сценариев. Это не прогноз, а рабочие модели будущего, основанные на текущих трендах, институциональных сигналах и управленческих решениях.

Первый сценарий — институциональное укрепление. Курс на суверенитет и внутреннюю консолидацию получает продолжение. Система модернизируется не через смену основ, а через настройку механизмов. Растёт роль цифровых платформ обратной связи с обществом, появляется больше гибких форм участия граждан в управлении — от «народного запроса» через различные платформы до экспертных советов при институтах власти разного уровня. Повышается технологичность политического процесса — ИИ и большие данные начинают использоваться в управлении не только экономикой, но и социальной сферой.

Второй сценарий — управляемая турбулентность. Усиление давления извне, санкционные удары и попытки раскачать систему снизу могут привести к временной мобилизационной модели. При этом политическая система сохраняется, но её оперативное управление временно переходит в "режим спецоперации". Это может сопровождаться усилением роли силовых и надпартийных структур, развитием новых инструментов контроля и стабилизации. Подобная модель возможна в случае новых глобальных кризисов и вызовов, но и она не исключает последующей нормализации.

Третий сценарий — суверенный плюрализм. Его предпосылка — геополитическая разрядка и стабилизация экономики. В этом случае возможна управляемая трансформация политического поля. Появляются новые форматы общественного участия — через платформенные движения, сетевые инициативы, тематические коалиции. Обновляется и повестка: от традиционного "стабильность против хаоса" к "эффективность и справедливость".

Во всех трёх сценариях очевиден тренд: растёт запрос общества на прозрачность и дискурс, на новые формы представительства, на включённость в решение стратегических задач. Идёт смещение от ритуалов к результатам, от лозунгов к инфраструктуре управления.

У кого будет инструмент прогноза с возможными сценариями изменений и адаптации, способных сформировать смысловую надстройку для глубинного народа, тот и сформирует облик России в ближайшие годы. Не смотря на глобальные вызовы и сложный переговорный процесс с Администрацией Трампа, важно какая будет страна внутри в условиях нелинейного консенсуса на международной арене.

https://hottg.com/Taynaya_kantselyariya/12155

На фоне продолжающегося системного кризиса в западной политике, выступление Кирилла Дмитриева в США не следует воспринимать только как дипломатическую миссию, как отмечает «Тайная канцелярия». Это управляемая коммуникационная конструкция — форма когнитивного тестирования и медиапрививки, адресованная прежде всего американским элитам, ориентированным на возврат управляемости и восстановление «сильных фигур» в мировой политике. Здесь важно не только что он говорит, но и как это встроено в текущий медиаконтекст.

Главный акцент делается на образе «лидера, которого можно услышать». Не идеологического, не антагонистичного, а рационального — способного заключать сделки и удерживать сложную архитектуру баланса. На фоне расползающейся фрагментации в США, где традиционные институты доверия рушатся, такой образ — редкость. Дмитриев сознательно встраивает Владимира Путина в ментальную матрицу американского республиканского электората — того, кто ищет сильного лидера и предсказуемость в эпоху турбулентности. А в финале простраивается едва заметный, но чёткий мост: Путин и Трамп — как «связка», на которой может быть перезапущена система глобального согласования. Это уже не просто диалог, а прямая апелляция к будущей конфигурации мира.

#global_vision
Глобальные вызовы формируют устойчивые позиции России на международной арене в условиях нелинейного консенсуса и конфликтов развязанных США на всех возможных векторах. Команда Трампа вступила в фазу многофронтовой политической и геоэкономической войны, которая определит архитектуру нового миропорядка. Это уже не вопрос электоральной борьбы, а сценарий выживания в условиях сжатия пространства манёвра. Каждый фронт требует одновременного реагирования, а масштаб вызовов исключает инерционную политику.

1. Стратегическое сдерживание Китая, позиционирующего себя как альтернативный центр силы. В отличие от Обамы и Байдена, Трамп делает ставку не на формальные союзы, а на разрывание цепочек зависимости: торговая война, удушение высокотехнологичных секторов, репатриация промышленности в США. Это не просто протекционизм — это системный разрыв с парадигмой глобализации. Особая точка напряжения — Тайвань: Вашингтон намерен не допустить сценария реинтеграции острова , что критически усилит КНР. Для этого активизируются антикитайские союзы в Азии и ставится задача формирования внутренней дестабилизации в КНР.

2. Борьба с глобалистским истеблишментом. Deep State не только саботирует внешнюю политику Белого дома, но и использует лояльную медиасреду, суды и бюрократию для изматывания администрации. В ответ команда Трампа перекраивает повестку: атака на гендерные и климатические догмы, упразднение ESG-финансирования, зачистка лоббистских каналов в федеральных агентствах. Еще одно важное измерение – борьба за переформатирование политического поля ЕС, где трамписты пытаются создать пул лояльных политиков из консерваторов-евроскептиков, заменить ими евроглобалистов.

3. Внутриреспубликанское противостояние. Здесь фронт проходит не между партиями, а внутри одной: трамписты — против неоконсервативного истеблишмента. Особый вызов — фрагментация лагеря MAGA. Конфликт между технократами и идеологами выходит в публичную плоскость. Пример — Илон Маск, фактически бросивший вызов Питеру Наварро по тарифной политике. Этот конфликт подрывает единство команды и может стать точкой входа для внешнего влияния, в том числе через старую республиканскую элиту.

4. Украинский кейс. Трамп стремится к заморозке конфликта, рассчитывая обеспечить как минимум нейтралитет РФ в конфликте с Китаем. Это трезвый расчёт, но на пути — сопротивление евроглобалистов и их украинских прокси-групп, которые заинтересованы в продолжении войны как механизме удержания власти и финансирования. Кроме того, Конгресс по-прежнему подвержен влиянию глобалистских лоббистов, блокирующих мирные инициативы.

5. Ближний Восток. Поддержка Израиля не просто декларативна — она встроена в логику региональной стабилизации. Для Трампа ключевой задачей остаётся контроль над торговыми артериями, прежде всего — Баб-эль-Мандебским проливом. Бомбардировки хуситов направлены на нейтрализацию угрозы, вторая цель — ультиматум Ирану по ядерной программе. Это часть широкой конфигурации давления на Тегеран, с элементами сдерживания, но без войны.

6. Финансово-валютный фронт. Борьба за сохранение гегемонии доллара — борьба за американское будущее. Трамп осознаёт угрозу, исходящую от альянсов типа БРИКС, от цифровых валют и параллельных механизмов расчётов. Однако торговая война, которую начал Белый дом усиливает эти альтернативы. Потому вопрос стоит о том, кто перехватит контроль над переходной фазой: США — через управляемый перезапуск, или альтернативные блоки — через ускорение деглобализации.

Вся конструкция напоминает узел сдержек и противовесов, где каждая ошибка на одном из направлений может обрушить общую стратегию. Но и выигрыши носят каскадный характер. Поскольку фронты взаимосвязаны, то успех на одном (например, перезапуск отношений с РФ) может разблокировать целые сегменты давления на Китай и Иран. Для Трампа это не игра на удержание — это наступательная кампания с элементами геополитической реконфигурации.