так получилось, что я была близко знакома с Александром Анатольевичем Ширвиндтом, и его смерть для меня — это, во-первых, личное горе.
но канал публичный, и, во-вторых, дело не только в том, что АА — это человек и эпоха, хотя сложно отделаться от этого штампа.
дело в удивительной нераздробленности, которая в нём была, и которой без него нет.
ведь любой человек в себе содержит несколько ипостасей, социальных ролей, способов быть. сегодня, в мире, где ушла эпоха, принято считать, что эти роли друг другу противоречат. жить нужно в моменте, а мы попали в историю.
Александр Анатольевич был артистом, режиссёром, участником публичной жизни, писал книги. он не обходился без противоречий. спектакли и роли бывали ситуациями, из которых он действовал. рисунки ролей отличались. тон менялся с годами.
но всё это не мешало ему быть правдивым и добрым, а помогало доброте и правде — быть. быть таким — это, конечно, особенный талант. сейчас поясню.
тип смеха, сатиры, иронии, которые он создавал — совершенно не исключали правды.
это видно по книгам, по многим ролям. в них лицедейство как форма, шутка как рамка высказывания — не противоречили истине высказанного. АА делал их инструментами.
и ещё — позволял при этом другим улыбаться. это и есть доброта.
но дело даже не в этом, а в том, что по кусочкам, умениям, свойствам — нет смысла перечислять и собирать. не буду.
Александр Анатольевич без злости смеялся над пафосом, и умел его не стесняться.
я пока так не умею. и смеяться сейчас сложновато.
а пафоса и не нужно.
>>Click here to continue<<