TG Telegram Group & Channel
Субботин | United States America (US)
Create: Update:

БЕЗДОМНЫЙ

– Дай, сколько не жалко! – прохрипел из сумрака безобразный бродяга, обращаясь к сидящему на скамейке комику Канючкину.
– Пошёл к чёрту! – машинально ответил юморист во тьму на русском языке и тут же спохватился: – Ты русский, ты меня знаешь?
– Знаю, знаю, – подтвердил попрошайка. – Я тут всех вас артистов знаю, кто из России удрал! – и передразнил: – «Не можем жить в воюющей стране! Мы за мир! Вна Украине нацистов нет!».

Канючкин внимательнее присмотрелся к бездомному. Тот показался ему уродливым и грязным. На давно немытом сальном лице клочьями торчала жидкая борода, а суетливые глазки были пьяными. Бродяга подошёл к скамейке и осторожно подсел на краешек со стороны, находящейся в тени, подальше от уличного фонаря. Помолчали. Канючкин, много месяцев пробавляющийся за границей без работы и без дела, успевший поглазеть на всякие достопримечательности и до тошноты наобщавшийся со всеми беглыми артистами из России, показался бродяге подходящим субъектом для избавления от скуки.

– Бедствуешь, значит? – безразлично спросил комик.
– Как и ты, – недобро усмехнулся в ответ бродяга.
– Ну ты меня с собой не сравнивай, – возразил Канючкин. – В отличие от тебя, у меня есть дом.
– И как там?
– Где?
– Дома.

Канючкин самодовольно усмехнулся.

– В моём доме в Испании, – иронично поглядывая на бродягу, сообщил комик, – хорошо, тепло...
– Забрался я раз в один дом, – тут же подхватил оборванец, потирая грязные руки и не поворачиваясь лицом к собеседнику. – Зима лютая стояла, а в доме жарко и уютно. Отопление не отключили, да ещё, хе-хе, гирлянды новогодние повесили...
– И что? – спросил комик.
– Ничего. Переночевал и был таков... Так как там? – повторил свой странный вопрос бродяга.
– Где? – начал сердиться комик.
– Дома!
– В Израиле? Там квартира! Небольшая. Но тоже доволен. Море близко…
– Залез я однажды в дом на берегу моря, – противно захихикал бродяга, – неделю там жил. Покупался, помылся...

На скамейке наступило короткое молчание. Вечерние сумерки сгущались и прохожих становилось всё меньше и меньше.

– На что ты намекаешь? – вдруг с подозрением поинтересовался Канючкин.
– Ни на что, – равнодушно ответил бродяга. – Так всё же, как там?
– Где?! – крикнул комик.
– У тебя дома, – спокойно повторил бездомный.
– Где? В России? Ты про Россию спрашиваешь? – зашипел комик от злобы, которая неожиданно нахлынула на него.
– Дома.
– В России плохо всё, никакой свободы слова, ничего нет, голод и мрак. Ты это хотел узнать?! – излив заученный текст, артист уставился на бродягу и почувствовал, как от того тянет нестерпимым сладковатым смрадом.
– Работал я как-то у одного русского, помогал ему по хозяйству в деревне, – захрипел бродяга. – Хорошо платил. Жил у него на террасе. Хорошо жил, не жаловался…
– А дальше?
– Удрал, – закончил оборванец и спросил: – А у тебя дома как?

Этот надоевший уже вопрос окончательно вывел Канючкина из себя, и он вскочил со скамейки.

– Что ты хочешь узнать? Про какой дом? У меня их десяток! У меня и паспортов много. Я живу, где хочу. Я – человек мира. А ты мне про дом…– и тут комик, будто окончательно что-то сообразив, оборвался.
– И я человек мира, – вдруг медленно и вкрадчиво сообщил бродяга. – И я живу, где хочу.
– Нет, нет, – закачав головой и словно испугавшись своей мысли, стал отступать Канючкин. – Это другое. Ты нищий, грязный, бездомный. А я…
– Что ты? – бродяга вдруг поднялся и подступил к артисту. – Помещения не могут быть домом, сколько их ни купи. Выходит, что разница между нами только в наличии денег.

В этот минуту Канючкину показалось, что черты бродяги, принявшие болезненное выражение, были ему знакомы.
– Я – талант. Я – комик и юморист. Я – звезда…– пробормотал артист уже совсем неуверенно.

Бродяга быстро отвернулся, а затем зловеще захихикал.

– Что, что не так? – разволновался Канючкин.

Бездомный театрально сделал шаг вперёд и оказался в свете уличного фонаря.

– А шутить я умею не хуже! – расхохотался он, показывая артисту полный рот гнилых зубов.

Канючкина охватил ужас. Он увидел, как перед ним гримасничало, кривлялось и мерзко улыбалось его собственное отвратительное лицо.

БЕЗДОМНЫЙ

– Дай, сколько не жалко! – прохрипел из сумрака безобразный бродяга, обращаясь к сидящему на скамейке комику Канючкину.
– Пошёл к чёрту! – машинально ответил юморист во тьму на русском языке и тут же спохватился: – Ты русский, ты меня знаешь?
– Знаю, знаю, – подтвердил попрошайка. – Я тут всех вас артистов знаю, кто из России удрал! – и передразнил: – «Не можем жить в воюющей стране! Мы за мир! Вна Украине нацистов нет!».

Канючкин внимательнее присмотрелся к бездомному. Тот показался ему уродливым и грязным. На давно немытом сальном лице клочьями торчала жидкая борода, а суетливые глазки были пьяными. Бродяга подошёл к скамейке и осторожно подсел на краешек со стороны, находящейся в тени, подальше от уличного фонаря. Помолчали. Канючкин, много месяцев пробавляющийся за границей без работы и без дела, успевший поглазеть на всякие достопримечательности и до тошноты наобщавшийся со всеми беглыми артистами из России, показался бродяге подходящим субъектом для избавления от скуки.

– Бедствуешь, значит? – безразлично спросил комик.
– Как и ты, – недобро усмехнулся в ответ бродяга.
– Ну ты меня с собой не сравнивай, – возразил Канючкин. – В отличие от тебя, у меня есть дом.
– И как там?
– Где?
– Дома.

Канючкин самодовольно усмехнулся.

– В моём доме в Испании, – иронично поглядывая на бродягу, сообщил комик, – хорошо, тепло...
– Забрался я раз в один дом, – тут же подхватил оборванец, потирая грязные руки и не поворачиваясь лицом к собеседнику. – Зима лютая стояла, а в доме жарко и уютно. Отопление не отключили, да ещё, хе-хе, гирлянды новогодние повесили...
– И что? – спросил комик.
– Ничего. Переночевал и был таков... Так как там? – повторил свой странный вопрос бродяга.
– Где? – начал сердиться комик.
– Дома!
– В Израиле? Там квартира! Небольшая. Но тоже доволен. Море близко…
– Залез я однажды в дом на берегу моря, – противно захихикал бродяга, – неделю там жил. Покупался, помылся...

На скамейке наступило короткое молчание. Вечерние сумерки сгущались и прохожих становилось всё меньше и меньше.

– На что ты намекаешь? – вдруг с подозрением поинтересовался Канючкин.
– Ни на что, – равнодушно ответил бродяга. – Так всё же, как там?
– Где?! – крикнул комик.
– У тебя дома, – спокойно повторил бездомный.
– Где? В России? Ты про Россию спрашиваешь? – зашипел комик от злобы, которая неожиданно нахлынула на него.
– Дома.
– В России плохо всё, никакой свободы слова, ничего нет, голод и мрак. Ты это хотел узнать?! – излив заученный текст, артист уставился на бродягу и почувствовал, как от того тянет нестерпимым сладковатым смрадом.
– Работал я как-то у одного русского, помогал ему по хозяйству в деревне, – захрипел бродяга. – Хорошо платил. Жил у него на террасе. Хорошо жил, не жаловался…
– А дальше?
– Удрал, – закончил оборванец и спросил: – А у тебя дома как?

Этот надоевший уже вопрос окончательно вывел Канючкина из себя, и он вскочил со скамейки.

– Что ты хочешь узнать? Про какой дом? У меня их десяток! У меня и паспортов много. Я живу, где хочу. Я – человек мира. А ты мне про дом…– и тут комик, будто окончательно что-то сообразив, оборвался.
– И я человек мира, – вдруг медленно и вкрадчиво сообщил бродяга. – И я живу, где хочу.
– Нет, нет, – закачав головой и словно испугавшись своей мысли, стал отступать Канючкин. – Это другое. Ты нищий, грязный, бездомный. А я…
– Что ты? – бродяга вдруг поднялся и подступил к артисту. – Помещения не могут быть домом, сколько их ни купи. Выходит, что разница между нами только в наличии денег.

В этот минуту Канючкину показалось, что черты бродяги, принявшие болезненное выражение, были ему знакомы.
– Я – талант. Я – комик и юморист. Я – звезда…– пробормотал артист уже совсем неуверенно.

Бродяга быстро отвернулся, а затем зловеще захихикал.

– Что, что не так? – разволновался Канючкин.

Бездомный театрально сделал шаг вперёд и оказался в свете уличного фонаря.

– А шутить я умею не хуже! – расхохотался он, показывая артисту полный рот гнилых зубов.

Канючкина охватил ужас. Он увидел, как перед ним гримасничало, кривлялось и мерзко улыбалось его собственное отвратительное лицо.


>>Click here to continue<<

Субботин




Share with your best friend
VIEW MORE

United States America Popular Telegram Group (US)