Мир рушится, а мы сидим на клетчатом пледе, на траве, и немножечко на измене. Едим клубнику, которая нам не по карману и пьем вишневый приторный, терпкий сок. За шоколадного цвета сеттером летит поводок, за ними плетется хозяин. Сквозь листву старых дубов капает солнце. Девочка лет четырех спешит к лавке, чтобы лечь на нее вниз головой. За девочкой неуверенно и покорно идет мальчик того же возраста. Наверно, двойняшки. "Чубака!" — зовет хозяин шоколадного сеттера. Чубака несется через газон вперед, вдаль, вверх, длинные уши взмывают и падают вместе с ним, чтобы снова взлететь.
Я строчу алярмистские просьбы о помощи, о поиске передержек для вывезенных из Алешек животных. Пишу текст, который никому кроме меня не нужен, но этого — меня — достаточно. Ищу передержки, и этого недостаточно. Человек в тг спрашивает: а что за животные, что за Алешки?
Я пью приторный, терпкий сок и режу дыню. До зарплаты осталось рублей пятьсот. Трава зеленая-зеленая. Где-то ждет клещь. Не конкретно меня, но ждет, и кто-то обязательно умрет от энцефалита. Где-то ждет эшник. Не обязательно меня, но кто-то будет задержан, кто-то будет посажен. А пока мы сидим на клочке еще не разрушенной -- затопленной, разбомбленной, сожженной — земли. Близится вечер, но капли солнца еще капают на газон. Как фразы у Вирджинии Вулф — кап-кап-кап. Мир рушится и, быть может, будет разрушен. А мы на пледе, траве, и немножечко на измене.
___
Во-первых, пробую писать по 15 минут, прям по таймеру, но чаще, чем никогда. Во-вторых, пусть и тут тоже будет
>>Click here to continue<<