несколько слов о романе Татьяны Замировской «Смерти. net» — многосложном тексте, в который влюбиться можно (для журнала «Читаем вместе»/ август 2021)
Дебютный роман молодой белорусской писательницы Татьяны Замировской — своего рода приоткрытая дверь в грядущее "послесмертие"; в слоистую кибер-реальность, в которой мерцают воскресшие — оцифрованные — мертвые. Вернее, их бестелесные дубликаты, связанные с миром живых посредством социальных сетей: в будущем, описываемом Замировской, регулярное копирование личности стало обычным делом, и смерть "оригинала" — повод эту копию активировать. Как завершилась жизнь, дубликат скорее всего не помнит, что нередко усложняет и без того нервозное пребывание в голограммной не-действительности, сотканной из коллективной пост-памяти мертвецов.
Расхлебывать "дигитальную кашу" этого объемного (если не сказать — перенасыщенного) романа читателям придется вместе с главной героиней, очнувшейся в "тихом раю", полном заветных вещей (банка горошка здесь — вместо валюты) и сияющих нейрозомби, незадолго до того, как отключили "интернет для мертвых": после незаконного вторжения дубликатов в реальный мир (неополтергейсты играючи захватили умные дома и похитили неактивированные копии), легальный контакт с живыми стал невозможен:
"Тут бы мне сказать «привет, это я», но это не я, черт подери, это же не я. И это так больно, что по табло пробегает трещина — трещина в форме меня, отсутствующей во всех возможных и невозможных вариантах этого текста, пятнадцать самолетов в минуту, Канкун, понимаешь ли ты, что и это тоже я, и эта поломка тоже я, и смена гейта тоже я, и этот задерживающийся вылет в Рим тоже я — ровно двадцать минут я была рядом, и это было так больно, что никакому другому электронному табло в аэропорту подобное и не снилось. И уже никогда не приснится".
К слову, проблему границ — виртуальных ли, осязаемых ли — Замировская закладывает в сердцевину кросс-жанрового романа: именно отсутствие сообщений с "другого берега" (или — выуживание писем из чужой памяти) можно считать точкой отсчета в новом — посмертном — существовании героини. Так, молчание любимого мужа (ghosting) оборачивается растянутым детективным расследованием, впрочем, едва ли определяющим "траекторию" повествования — скорее оно наслаивается на "сбивчивую объяснительную метазаписку", которую вполне можно спутать с неким лирико-философским трактатом о выживании после смерти:
"Сознание всепроникающе и измеряемо, оно не берется из ниоткуда. И именно на основе этой теории получилось, скажем так, взять сознание как таковое и нанизать на него, как на шампур, копию личности. Это просто — как класть камни в реку, например. Или расставлять фигуры на пути света, чтобы получать тени в форме фигур. Просто нужны свет и направление, нужны река и течение, нужно время".
Подобно дигитальному пространству для мертвых, являющемуся совокупностью чужих "контекстов" (воспоминаний, дополняющих совместную призрачную реальность), книга Замировской начинена разнокалиберными — проявленными и спрятанными — намеками и отсылками: от идеологии основоположника русского космизма Николая Федорова до белорусских топонимов и обрывков из плейлистов (в нулевые, к слову, Замировская была известной музыкальной критикессой). Особенность эта касается и художественного языка, будто бы "скроенного" писательницей из ее собственной — разнородной — биографии: как кажется, привыкание к чужой речи в эмиграции, замешанное на "диктатуре русского языка" и специфических интеллектуальных изысканиях, позволили автору выйти за границы закостенелой языковой структуры и опробовать иной способ говорения о самом главном; способ, применимый ко всякому из миров.
несколько слов о романе Татьяны Замировской «Смерти. net» — многосложном тексте, в который влюбиться можно (для журнала «Читаем вместе»/ август 2021)
Дебютный роман молодой белорусской писательницы Татьяны Замировской — своего рода приоткрытая дверь в грядущее "послесмертие"; в слоистую кибер-реальность, в которой мерцают воскресшие — оцифрованные — мертвые. Вернее, их бестелесные дубликаты, связанные с миром живых посредством социальных сетей: в будущем, описываемом Замировской, регулярное копирование личности стало обычным делом, и смерть "оригинала" — повод эту копию активировать. Как завершилась жизнь, дубликат скорее всего не помнит, что нередко усложняет и без того нервозное пребывание в голограммной не-действительности, сотканной из коллективной пост-памяти мертвецов.
Расхлебывать "дигитальную кашу" этого объемного (если не сказать — перенасыщенного) романа читателям придется вместе с главной героиней, очнувшейся в "тихом раю", полном заветных вещей (банка горошка здесь — вместо валюты) и сияющих нейрозомби, незадолго до того, как отключили "интернет для мертвых": после незаконного вторжения дубликатов в реальный мир (неополтергейсты играючи захватили умные дома и похитили неактивированные копии), легальный контакт с живыми стал невозможен:
"Тут бы мне сказать «привет, это я», но это не я, черт подери, это же не я. И это так больно, что по табло пробегает трещина — трещина в форме меня, отсутствующей во всех возможных и невозможных вариантах этого текста, пятнадцать самолетов в минуту, Канкун, понимаешь ли ты, что и это тоже я, и эта поломка тоже я, и смена гейта тоже я, и этот задерживающийся вылет в Рим тоже я — ровно двадцать минут я была рядом, и это было так больно, что никакому другому электронному табло в аэропорту подобное и не снилось. И уже никогда не приснится".
К слову, проблему границ — виртуальных ли, осязаемых ли — Замировская закладывает в сердцевину кросс-жанрового романа: именно отсутствие сообщений с "другого берега" (или — выуживание писем из чужой памяти) можно считать точкой отсчета в новом — посмертном — существовании героини. Так, молчание любимого мужа (ghosting) оборачивается растянутым детективным расследованием, впрочем, едва ли определяющим "траекторию" повествования — скорее оно наслаивается на "сбивчивую объяснительную метазаписку", которую вполне можно спутать с неким лирико-философским трактатом о выживании после смерти:
"Сознание всепроникающе и измеряемо, оно не берется из ниоткуда. И именно на основе этой теории получилось, скажем так, взять сознание как таковое и нанизать на него, как на шампур, копию личности. Это просто — как класть камни в реку, например. Или расставлять фигуры на пути света, чтобы получать тени в форме фигур. Просто нужны свет и направление, нужны река и течение, нужно время".
Подобно дигитальному пространству для мертвых, являющемуся совокупностью чужих "контекстов" (воспоминаний, дополняющих совместную призрачную реальность), книга Замировской начинена разнокалиберными — проявленными и спрятанными — намеками и отсылками: от идеологии основоположника русского космизма Николая Федорова до белорусских топонимов и обрывков из плейлистов (в нулевые, к слову, Замировская была известной музыкальной критикессой). Особенность эта касается и художественного языка, будто бы "скроенного" писательницей из ее собственной — разнородной — биографии: как кажется, привыкание к чужой речи в эмиграции, замешанное на "диктатуре русского языка" и специфических интеллектуальных изысканиях, позволили автору выйти за границы закостенелой языковой структуры и опробовать иной способ говорения о самом главном; способ, применимый ко всякому из миров.
