Изъ небезъизвѣстнаго внутренняго монолога Анны Карениной:
«Филипповъ, калачи. Говорятъ, что они возятъ тѣсто въ Петербургъ. Вода московская такъ хороша. А, Мытищенскіе колодцы и блины. И она вспомнила, какъ давно, давно, когда ей было еще семнадцать лѣтъ, она ѣздила съ теткой къ Троицѣ».
Комментарій къ этому фрагменту изъ монографическаго изслѣдованія романа Толстого совѣтскаго литературовѣда Э. Г. Бабаева 1978 года (монографія вышла къ 100-лѣтію публикаціи романа):
«Мысли ее прерываются. Анна рассеянно читает вывески над дверями магазинов, ее внимание развлекают случайные впечатления улицы. Филипповские калачи, московская вода напоминают ей по какому-то странному ходу мысли о мытищенских колодцах и поездке на лошадях к Троице».
«По какому-то странному ходу мысли». Толстовѣдъ Бабаевъ, очевидно, не понимаетъ, какъ связаны мысли главной героини, а связаны они строго логически—до джойсовской перепутаницы тутъ еще далеко. Московская вода—изъ мытищенскихъ ключей, тогда она славилась своимъ вкусомъ. Именно въ водѣ, наряду съ лучшей крупитчатой мукой, видѣли причину особеннаго вкуса московскихъ калачей и прочаго хлѣбеннаго. Поэтому, собственно, и возили калачи въ С.-Петербургъ (если возили—легенда требуетъ провѣрки): туда можно было доставить муку, но смѣшно было бы доставлять московскую воду. Объ этомъ писалъ еще А. В. Терещенко въ «Бытѣ русскаго народа» (1848):
«Московскія сайки, какъ равно: вяземскіе пряники, только могутъ печься на своемъ мѣстѣ. Въ другомъ же мѣстѣ, никакое искуство не сдѣлаетъ ихъ вкусными,—этому причиной вода и выдѣлка мѣстной муки».
(Кстати, сейчасъ на выборъ муки и тѣмъ паче воды для калачей рѣдко обращаютъ вниманіе: главное—воспроизвести «прикольную» форму.)
Наконецъ, въ Мытищахъ традиціонно останавливались паломники по пути въ Троице-Сергіеву лавру («Троицу»). Читатели Толстого, конечно, понимали все это мгновенно, да и въ началѣ ХХ вѣка врядъ ли нужно было кому-то пояснять. Въ совѣтскіе же годы толстовскій текстъ перестали понимать даже толстовѣды. Это къ вопросу объ обвалѣ гуманитарнаго знанія въ СССР.
Но вернемся къ калачамъ. Левъ Николаичъ ихъ очень любилъ: неслучайно они регулярно встрѣчаются въ его произведеніяхъ, причемъ не просто какъ видъ хлѣбеннаго. Калачи включаются въ разныя образныя и смысловыя конструкціи—прямо хоть статью пиши: «Калачи въ жизни и творчествѣ Л. Н. Толстого». Тутъ и знаменитое сравненіе кражи калача съ адюльтеромъ въ діалогѣ Облонскаго съ Левинымъ («Калачъ иногда такъ пахнетъ, что не удержишься»), и вѣроятная связь калачей съ родомъ занятій Катюши Масловой, и басня «Три калача и одна баранка», и многое другое.
И такая деталь изъ дневника Д. П. Маковицкаго: «Вечеромъ Л. Н. долго не пил чай. Ждалъ калачей изъ Тулы. Но кучеръ Адріанъ долго не возвращался, такъ и не дождался».
#калачи
>>Click here to continue<<