У меня не получилось уложить свою мысль в стриме в отведенные мне 15 минут. Наверное, и в голове не до конца получилось. Так что просто напомню вам то, что про Алексея надо понимать.
На очередном суде в колонии в Покрове, абсолютно бесстыжая Крюкова, делающая вид, что она эксперт-лингвист в деле об «оскорблении ветерана», убеждала, что стеб — это преступление, а «блин» — это матерное слово. И судья, конечно, не давала Навальному задавать ей вопросы. «Ваша честь, все слова, которые выделила эксперт, являются общеупотребимыми настолько, что я могу сказать, например, сейчас: "Блин, хватит меня перебивать"» — переорал все же судью Навальный.
А еще Навальный оказался единственным человеком, который пожалел того самого ветерана — 73-летнего Михаила Костенко. Заявление на Навального от его имени написал гнида Ремесло, а сам Костенко вообще не соображал, что происходит и очень нервничал, что прокурор и судья на него орут, пытаясь добиться «правильных» ответов. И Навальному бы самому на него злиться. Но в какой-то момент Костенко почти заплакал и стал кричать: «Не помню, претензий не имею, просто хочу домой». И Навальный начал заступаться за него, ободряюще улыбался, махал рукой.
Уже в ИК-6 строгого режима фсиновцы изгалялись над Навальным самым наглым образом, мучая его ШИЗО. И он, конечно, злился, но судился с ними и все равно шутил. Как-то на заседании, в котором он участвовал по видео из колонии, пропала связь и вернулась на его словах: «О, теперь снова слышно. Скажите что-нибудь, например, "Свободу Алексею Навальному"!»
Отдельно меня восхитило, что на очередном заседании Навальный — православный — вдруг посвятил часть речи тому, как в колониях ущемляют права мусульман: мешают молиться и читать Коран, запрещают четки.
Завершу видео, над которым я всегда плачу — это разговор Алексея Навального и Лилии Чанышевой во время перерыва в очередном заседании по делу Лили, на которое Навального вызвали свидетелем.
— Местами непросто, но я отбиваюсь, как могу, — смеется Навальный.
— Меня очень обеспокоили публикации Вадима Кобзева о том, что вас снова начали притравливать и проблемы с органами начались , которых раньше не было. Я очень переживаю из-за этого, — говорит Лиля.
В этот момент Навальный горько качает головой.
— Уж ты-то точно не думай обо мне, думай про себя и про прекрасную Россию будущего, которой мы добьемся. Благодаря таким, как ты, мы точно это сделаем… Я хочу тебе сказать, что ты просто кремень. Я в тебе не сомневался никогда, ни на одну секунду. Но просто то, как ты себя ведешь — это просто супер. Я ужасно рад, что я с тобой знаком.
— Я тоже рада, что с вами знакома и горжусь…
И на этих словах он так горько засмеялся, что у меня болит сердце.
— Сказал человек, который из-за меня сидит в этой клетке.
Посмотрите, пожалуйста, это видео. Там есть и продолжение, где он специально переводит разговор на другие темы, не такие горькие.
У меня правда так и не вышло пока сформулировать, что именно так уникально умеет Навальный. Но этого ужасно не хватает: чувства юмора, сочувствия, внимания, уверенности в том, что нет другого пути, кроме порядочного. К сожалению, сейчас как будто все больше людей движутся в обратную сторону. Это просто нечестно.
Но честно хотя бы письмами быть рядом с теми, кому тоже сегодня выносимо больно, только еще и в заключении:
Даниэль Холодный должен был быть в списке на обмен, но был исключен из него в последний момент. Он вернулся в Россию на похороны близкого и не готовился к уголовке, но все равно не признал вину, не оговорил Навального и получил 8 лет. Он писал, что письма с воли для него — как допинг.
172011, Тверская область, г. Торжок, ул. Старицкая, д. 79, ФКУ ИК-4 УФСИН России по Тверской области, Холодному Даниэлю, 1997 г. р.
Адвокаты Навального, которые тоже получили сроки — только за то, что защищали Алексея.
600021, г. Владимир, ул. 9 января, д. 5а, ФКУ СИЗО-1 УФСИН России по Владимирской области,
Кобзеву Вадиму Дмитриевичу, 1983 г. р.
Липцеру Алексею Евгеньевичу, 1986 г. р.
Сергунину Игорю Сергеевичу, 1978 г. р.
Написать сегодня им было бы очень по-навальновски.
>>Click here to continue<<