На прошлой неделе в моей родной Латвии буквально все праздновали Līgo, да так что ощутимый процент моей фейсбучной ленты состоял из фотографий в дубовых венках и рекламы трезвых водителей. Поскольку я уже отпраздновал к тому моменту в Англии солнцестояние, посмотрев на танцоров мориски, то поэтому в Янову Ночь я просто посмотрел весьма своеобразный фильм по теме, вызвавший у меня очень противоречивые эмоции.
Если честно, я сильно сомневался в том, что этот фильм стоит выкладывать. Причина проста, для абсолютного большинства читателей этого канала данный фильм будет просто мутной мешаниной на непонятном языке. Смесью грандиозной пьянки, религиозного психоза и патриотических лозунгов. Наличие английских субтитров тут не очень помогает, переводчик сильно сократил произносимое в кадре. Я лично сильно удивился тому, что в глубинах моей памяти хватило латышских слов для понимания пропущенного. У большинства из тех, кто попробует посмотреть фильм, такого преимущества не будет. Но самое главное - боюсь мало кто из зрителей при взгляде на экран лично вспомнит собственное латвийское лето двухтысячного года. Моя реакция на фильм основана именно на том, что я всё это помню. Помню, как меня всё это раздражало.
Постсоветское пространство в девяностые было не просто зоной коллективного рессентимента. Это было пространство рессентиментов во множественном числе, конкурирующих и направленных друг на друга. У меня уже скопился достаточно длинный список российских фильмов девяностых, отражающих эти коллективные травмы. Но то специфическое состояние сознания, отражавшееся в довольно маловменяемых фильмах, не ограничивалось территорией молодой Российской Федерации. Но в случае с Латвией невозможно выдать список фильмов отражающих коллективное бессознательное девяностых. По очень простой причине, кинопроизводство в девяностые почти полностью встало. Что уже является важным симптомом происходившего в стране. Среди немногих снятых в начале десятилетия фильмов были очень интересные, вроде очень любимого мной хоррора «Паук [Zirneklis]». Ещё был очень любопытный по описаниям «Drosme nogalināt» Граубе и Линги, который я реально хочу посмотреть в будущем, подтянув язык. Даже несмотря на то, что ура-патриотические «Rigas sargi» Граубы вызвали у меня в своё время приступ очень токсичной желчи. Сейчас я перечитал свой текст про «Стражей» и вспомнил своё психологическое состояние перед эмиграцией. Эта рецензия была выложена за две недели до отлёта буквально в никуда.
В описании полуживого состояния латвийского кинематографа я упомянул и Стрейча как живого классика и патриарха. Однако подозреваю, что если бы я в начале нулевых вдруг посмотрел «Мистерию», то скорее всего захлебнулся бы желчью уже на эпизоде танцев под šlāgeri, где только ионики не хватает для полного счастья.
Сейчас же я смотрел на всё немного другим взглядом. Не только потому, что я узнал очень и очень многое, включая даже место съёмок (это Krimuldas Muiža под Сигулдой, дико красивое место), просто я достаточно постарел для ироничного отношения к собственной раздражительности из прошлого. Это смешно признавать, но мне так не нравились пьяные танцы на Лиго в первую очередь потому, что я построил в своей голове идеализированную картинку солярного праздника и не мог совместить её с профанической реальностью. С которой, к тому-же, никак не получалось слиться. Вот и праздновал в гордом одиночестве танцуя вокруг костра под «Хороводную» от «Странных Игр». Не шутка, это реально было в 98-ом.
Ну а неприязнь к мелкобуржуазной ксенофобии (прекрасно заметной в рассматриваемом фильме с его шутками про афролатыша в whiteface) толкнула меня в итоге в вполне полноценный великодержавный имперский шовинизм, поэтому не мне сейчас критиковать чужой рессентимент, тем более основанный на вполне реальной национальной травме.
продолжение текста
>>Click here to continue<<