Недавно для философского кружка (тм) перечитывала «Протестантскую этику и дух капитализма» Макса Вебера — это была одна из первых книжек, которую я прочитала целиком для поступления в Шанинку, и с тех пор люблю её (даже так!) довольно нежной интеллектуальной любовью. Мне кажется, что это отличная книга для увлечения философией: она короткая; в ней есть интрига и четко выстроенный нетривиальный аргумент, за развитием которого интересно следить; она про удивительно не-абстрактные вещи, которые можно наблюдать прямо сейчас, прямо вокруг себя; она написана простым языком.
В этот раз я подумала вот еще о чем.
В 1897 году у Макса Вебера случился нервный срыв. Ему было тридцать три года, до этого он работал до часу ночи, писал статьи, преподавал в университете, много чем увлекался и многовато выпивал. После срыва он не мог читать и писать, и жил с большим трудом; потом следовали циклы: ему становилось легче, но за улучшениями следовали новые кризисы. К 1903 году он уже совсем не мог преподавать (готовиться к лекциям стало невыносимо). На следующий год он написал «Протестантскую этику» — тогда еще не книгу, а эссе в двух частях (даже сейчас это книга очень условно — там больше более поздних сносок, чем собственно текста).
Вебер задался вопросом, в общем-то, не новым: почему институты и логики современного капитализма появились именно там, где появились (в северной Европе), и именно тогда (в семнадцатом веке)? Книга Вебера — одна из многих работ немецких интеллектуалов на ту же тему — подвергалась большой критике (отсюда и тонна сносок), но она остается одним из самых известных текстов по социологии/истории культуры/политфилософии. Потому что это, на деле, текст не об абстрактной истории капитализма. Он о вечном, экзистенциальном разрыве, который находится в самом сердце всего, чем занято большинство людей последние несколько веков: о разрыве между представлением о работе не только как об источнике средств к существованию, но как о некоем долге, который мы все должны куда-то «отдавать» на протяжении жизни, и при этом её (работы) фундаментальной бессмысленностью.
Кажется, что человек за гранью выгорания может почувствовать этот разрыв особенно остро: чувство долга, принуждающее к работе и создающее вокруг этого моральные императивы (твоя ценность как человека буквально зависит от того, насколько много, упорно и успешно ты работаешь), и одновременное ощущение полного отсутствия в работе смысла, отчуждение от работы и её результатов (в этой части Вебер был с Марксом согласен). И это чувство для Вебера оказывается не признаком помутнением сознания, болезни — а, напротив, пробуждением рационального ума, который задается верными вопросами о сути устройства общества. Если людям начинают платить больше за ту же работу — они начинают меньше работать, чтобы получать столько, сколько они и получали до повышения оплаты — и это максимально рациональное поведение капитализм представляет неразумным, предлагая обратную ценность: зарабатывать деньги — всегда хорошо, даже если тебе больше особо и не нужно. Но как, почему люди начали в это верить?
Потому что в протестантизме — а, точнее, в кальвинизме — работа обрела этическое значение: упорный и постоянный труд стал единственным способом прогнать сомнение в том, что бог назначил тебя к спасению в жизни после смерти. Тратить время жизни земной на развлечения абсурдно, поэтому и тратить деньги особо не на что — так копился капитал, капитал инвестировался и производил новый капитал. Вскоре этический компонент (связь работы и обещания Рая) исчез, но система уже работала.
«Пуританин хотел работать, потому что верил, что это его призвание. Мы же вынуждены это делать». Такой текст, пожалуй, мог написать только выгоренец-интеллектуал.
Недавно для философского кружка (тм) перечитывала «Протестантскую этику и дух капитализма» Макса Вебера — это была одна из первых книжек, которую я прочитала целиком для поступления в Шанинку, и с тех пор люблю её (даже так!) довольно нежной интеллектуальной любовью. Мне кажется, что это отличная книга для увлечения философией: она короткая; в ней есть интрига и четко выстроенный нетривиальный аргумент, за развитием которого интересно следить; она про удивительно не-абстрактные вещи, которые можно наблюдать прямо сейчас, прямо вокруг себя; она написана простым языком.
В этот раз я подумала вот еще о чем.
В 1897 году у Макса Вебера случился нервный срыв. Ему было тридцать три года, до этого он работал до часу ночи, писал статьи, преподавал в университете, много чем увлекался и многовато выпивал. После срыва он не мог читать и писать, и жил с большим трудом; потом следовали циклы: ему становилось легче, но за улучшениями следовали новые кризисы. К 1903 году он уже совсем не мог преподавать (готовиться к лекциям стало невыносимо). На следующий год он написал «Протестантскую этику» — тогда еще не книгу, а эссе в двух частях (даже сейчас это книга очень условно — там больше более поздних сносок, чем собственно текста).
Вебер задался вопросом, в общем-то, не новым: почему институты и логики современного капитализма появились именно там, где появились (в северной Европе), и именно тогда (в семнадцатом веке)? Книга Вебера — одна из многих работ немецких интеллектуалов на ту же тему — подвергалась большой критике (отсюда и тонна сносок), но она остается одним из самых известных текстов по социологии/истории культуры/политфилософии. Потому что это, на деле, текст не об абстрактной истории капитализма. Он о вечном, экзистенциальном разрыве, который находится в самом сердце всего, чем занято большинство людей последние несколько веков: о разрыве между представлением о работе не только как об источнике средств к существованию, но как о некоем долге, который мы все должны куда-то «отдавать» на протяжении жизни, и при этом её (работы) фундаментальной бессмысленностью.
Кажется, что человек за гранью выгорания может почувствовать этот разрыв особенно остро: чувство долга, принуждающее к работе и создающее вокруг этого моральные императивы (твоя ценность как человека буквально зависит от того, насколько много, упорно и успешно ты работаешь), и одновременное ощущение полного отсутствия в работе смысла, отчуждение от работы и её результатов (в этой части Вебер был с Марксом согласен). И это чувство для Вебера оказывается не признаком помутнением сознания, болезни — а, напротив, пробуждением рационального ума, который задается верными вопросами о сути устройства общества. Если людям начинают платить больше за ту же работу — они начинают меньше работать, чтобы получать столько, сколько они и получали до повышения оплаты — и это максимально рациональное поведение капитализм представляет неразумным, предлагая обратную ценность: зарабатывать деньги — всегда хорошо, даже если тебе больше особо и не нужно. Но как, почему люди начали в это верить?
Потому что в протестантизме — а, точнее, в кальвинизме — работа обрела этическое значение: упорный и постоянный труд стал единственным способом прогнать сомнение в том, что бог назначил тебя к спасению в жизни после смерти. Тратить время жизни земной на развлечения абсурдно, поэтому и тратить деньги особо не на что — так копился капитал, капитал инвестировался и производил новый капитал. Вскоре этический компонент (связь работы и обещания Рая) исчез, но система уже работала.
«Пуританин хотел работать, потому что верил, что это его призвание. Мы же вынуждены это делать». Такой текст, пожалуй, мог написать только выгоренец-интеллектуал.
