Эдвард Саид, как оказалось, еще в 1996 году поставил диагноз российской интеллегенции: непрерывная связь с государством и редукционистский взгляд на собственную историю (которая без продуктивной работы кажется похожей на замкнутый круг), науку (как познавательный подход, который пугает и превращается вместо этого в погонные метры извечной «экспертизы» по всем вопросам) и практику (которая вместо работы над чем-то новым, например, трансформацией отношений с государством и обществом, в российской действительности специфических, превращается в цикл взаимоотношений между потребителями, авторами и критиками, включенность в который только и может сделать тебя, как бы, интеллегентом, частью заведенной иерархии). Диагноз жуткий, но оттого не теряющий своей как минимум частичной правоты — я бы, например, многое происходившее в сфере квир-культуры последние годы так и бы и описала. Оттого и кажется таким неизбежным провал в социальные небытие и распад на сети не связанных друг с другом и с обществом мелких группировок, где «каждая из сект создает своих классиков», имеющих мало общего с тем, что реально происходит.
(Сам Саид, разумеется, по традиции подобных рассуждений, пал жертвой своего же диагноза — а также странной необходимости из одной теории и двух интуиций сделать далеко идущие выводы о сущностных вопросах. Ну да не в первый и не в последний раз).
Обычное научное знание и его методы недоступны российским интеллигентам, поскольку это элементы совсем другой, не интеллигентской культуры. Интеллигенты используют вырванные из контекста той или иной методологии понятия, факты, эмпирические обобщения и диагностические формулы, включая их в свои театрализованные концепции на правах «научно доказанных» и «философски значимых» предпосылок деятельности. Популярное и искаженное использование научной и философской атрибутики в западном обществе нейтрализуется сложными механизмами научного сообщества, а также политической и полицейской практикой, проверяющей идеологемы на адекватность. Но в интеллигентском обществе образы из театрализованной истории неизбежно становятся понятиями объясняющей и утверждающей самое себя идеологемы и всецело заполняют собой ментальное пространство. Марксизм, фрейдизм, структурализм и постструктурализм введены в отечественную культуру как театрализованные фрагменты чужой истории, а не как результаты теоретической рефлексии опыта изучения различных аспектов жизни и сознания. Отсюда и схоластичность интеллигентского научного теоретизирования, могущего, впрочем, давать и серьезные результаты в пограничных и вновь формируемых областях — как спекулятивные предвосхищения или вариации концепций, выросших в другой социальной среде при решении других теоретических и практических задач.
<...>
Другая часть интеллигентов, обладающих познавательными интенциями, склонна к так называемой «экспертизе». Под экспертизой понимается умение высказать интеллигентское понимание любого вопроса, проблемы, темы в их пространственно-временных, содержательных, эстетических и этических характеристиках. Интеллигентный эксперт, чаще всего основывающий свои суждения на журнально-газетной информации (но иногда и на гораздо более фундаментальных знаниях), имеет мнение обо всем и не стесняется высказать его при любых обстоятельствах. Политическая, художественная и масс-медиальная сцены в «новые времена» переполнены экспертами, соревнующимися друг с другом в артистизме представления своих оценок и прогнозов.
>>Click here to continue<<
