Но все же само заявление Арендт о глупости стоит объяснить.

Проблему для Арендт представляла аморальность мышления: в рациональной мысли нет никаких причин, почему бы люди должны были бы предпочесть моральное поведение аморальному. Тот же Эйхман — хороший пример: он был законопослушным гражданином своего государства, дисциплинированным и верным, он следовал не только букве, но и духу закона своей страны (о чем он рассказывает, пересказывая моральный императив Канта). Он был разумен.

Вот ключевой вопрос Арендт:

Может ли мыслительная деятельность как таковая, привычка рассматривать и осмысливать все, что происходит, независимо от конкретного содержания и совершенно независимо от результатов, может ли эта деятельность иметь такую природу, что она «предохранит» (conditions) людей от злодеяний?

Арендт заметила в Эйхмане безмыслие — противоположность мышлению, «подлинную неспособность мыслить». Нормальнейшее поведение бюрократического аппарата (символа рациональности, механистичности модерна, и, даже больше — необходимого условия для современной жизни) произвело чудовищнейшие из преступлений. Нормальное поведение бюрократа — не думать о смысле правил, которым он следует, отчужденность от реальности, позволяющая поддерживать функционирование общества (неважно, как именно устроенного).

Рассуждение Арендт о «банальности зла» — это не столько рассуждение о феномене, собственно, зла; это исследование взаимосвязи между способностью мыслить, отличать правильное от неправильного, выносить суждения — и их моральными последствиями.

Банальность зла не означает, что оно тривиально и свойственно всем — в этом важное отличие «банальности» от «обыкновенности» («обыденности»). Поэтому Арендт ненавидела пафосное «Эйхман есть в каждом из нас»: как мы уже знаем, она ненавидела клише вообще, но эта фраза демонстрирует, что произносящий её не понял ключевую идею. Банальность — это не количественная характеристика, а качественная: такое зло банально, потому что его источник — пространство негативного, отсутствие способности критически мыслить, думать не-банально.

Зло может быть изобретательным и мотивированным. Но банальное зло бюрократов — в отсутствии источника, у него нет корней в «злых мотивах», «побуждениях» или «искушении».

Арендт так это формулирует в одном из писем:

Я имею в виду, что зло не является радикальным, идущим к корням (radix), то есть не имеет глубины, и что именно по этой причине так ужасно трудно думать о нем, поскольку мышление, по определению, стремится добраться до корней. Зло — это поверхностное явление, и вместо того, чтобы быть радикальным, оно просто экстремально. Мы сопротивляемся злу, не поддаваясь поверхностному взгляду на вещи, останавливаясь и начиная думать, то есть выходя за рамки повседневной жизни. Другими словами, чем более поверхностен человек, тем больше вероятность того, что он поддастся злу. Признаком такой поверхностности является использование клише, и Эйхман...был прекрасным примером. <...> Только добро обладает глубиной и может быть радикальным.

«Способность мыслить» у Арендт доступна каждому, а не только «профессиональным мыслителям»; она не создает моральный фундамент или моральную заповедь; она относится к невидимому, и, следовательно, ей нет места непосредственно в мире явлений.

Для предотвращения зла нужна философия, использование разума как способности мыслить. Тоталитаризм как исторический и политический опыт вынудил нас «жить в компании самих себя», изучать происходящее посредством мыслительной деятельности, «сократической беседы с самим собой». Сократической в смысле — не имеющей цели произвести концепты или определения, ведущейся для того, чтобы прояснить свои собственные мнения и модели мышления. Беседы с самим собой в смысле — человек становится своим собственным оппонентом, собеседником и другом.

Арендт утверждает, что человек, который использует свою способность мыслить, всегда сам является свидетелем своего поступка:

Я сам себе свидетель, когда действую. Я знаю того, кто действует, и обречен жить с ним бок о бок.