Интересная тема, конечно. Получается, в современном мире любая «публичная сфера» кому-то принадлежит — и, более того, её основополагающая цель и задача совсем не связана с реализацией тех вещей, которым служит публичная сфера.
Ну то есть: Юрген Хабермас, автор понятия в его современном смысле, определил публичную сферу (Öffentlichkeit) так: она «состоит из частных лиц, собравшихся вместе как общественность (публика) и выражающих потребности общества совместно/перед государством». Извините за корявую цитату. У публичной сферы, по Хабермасу, есть набор характерных ей черт: открытая дискуссия, критика действий власти, полная подотчетность, гласность и независимость действующих лиц от экономических интересов и контроля государства.
Но то, что привело к расцвету публичной сферы (капитализм как процесс накопления капитала и социального веса людьми, не включенными в традиционные режимы власти —двор и церковь) привело и к её конечному упадку: политика спонсируется бизнесом, «свободные» медиа тоже стали зависеть от кликов, лайков, трафика (то есть рекламных денег) или грантов/внешнего финансирования (то есть, опять же, капитала).
Телеграмы, Фейсбуки, Инстаграмы и прочие площадки — это, конечно, места, где частные лица формируют определенную общественную группу/публику, имеют дискуссии и тд. Но они не формулируют, в конечном итоге, никаких общественных требований — такие дискуссии не предполагают ничего, кроме дискуссии (или каких-то идентификационных игр — я с этими, я такой), это проведение времени. И, что еще важнее, цель самого существования такой площадки (а они, как мы давеча были заново проинформированы, принадлежат конкретным людям, находящимся в определенной системе отношений с государством и иными элитарными группами) — вовсе не в том, чтобы поддерживать те самые ценности публичной сферы. Они, как было сказано выше, нужны, чтобы их собственники, сотрудники и иные держатели коммерческих интересов (скажем, ребята, которые играют на курсе TON) могли заработать денег. Короче, можно сколько угодно создавать публичную сферу в телеграме, но какой в этом толк, если в любой момент Дурова могут повязать в аэропорту [вставьте название города].
Но на самом деле эту идею легко радикализировать: публичная сфера в интернете вообще не принадлежит, собственно, участникам публичной сферы. Сама суть и содержание публичных отношений между индивидами взята в аренду на рынке, управляемом арендодателями. Все доменные имена и хостинги мы арендуем. Интернет-провайдеры зависят от государственных институтов. В конце концов, интернет можно перерубить, заглушить, нормировать и так далее. Мы не управляем поисковой выдачей, алгоритмами соцсетей, тем, какие сайты у нас открываются, какие — нет. Аргументы технооптимистов и сингулярность Курцвела начинают казаться искаженной версией ночного кошмара.
Неспроста Хабермас возвращается к салонам, публичным библиотекам и прочим кофейням (местам, где публичная сфера в 17-18 веках и начала появляться). Это места человеческого интереса и привязанности, но их главное качество — что суть публичного разговора не является их производной, их в любой момент можно сменить. В России к ним можно добавить те самые гаражи Кордонского (уже, конечно, много где снесенные и закатанные под парковки), дачные поселки и кооперативы, домовые советы, публичные бани, клубы по интересам и тд — любые пространства, где полная индивидуализация по определению невозможна, где формируемая общность вполне может быть случайной. Если думать о каком-то политически значимом действии сегодня — то это не медиа, не какая-либо игра по правилам медиа, а немедийная публичная сфера — пожалуй, это оно и есть.
Но это, опять же, радикальная версия. Истина, как водится, где-то посередине.
Интересная тема, конечно. Получается, в современном мире любая «публичная сфера» кому-то принадлежит — и, более того, её основополагающая цель и задача совсем не связана с реализацией тех вещей, которым служит публичная сфера.
Ну то есть: Юрген Хабермас, автор понятия в его современном смысле, определил публичную сферу (Öffentlichkeit) так: она «состоит из частных лиц, собравшихся вместе как общественность (публика) и выражающих потребности общества совместно/перед государством». Извините за корявую цитату. У публичной сферы, по Хабермасу, есть набор характерных ей черт: открытая дискуссия, критика действий власти, полная подотчетность, гласность и независимость действующих лиц от экономических интересов и контроля государства.
Но то, что привело к расцвету публичной сферы (капитализм как процесс накопления капитала и социального веса людьми, не включенными в традиционные режимы власти —двор и церковь) привело и к её конечному упадку: политика спонсируется бизнесом, «свободные» медиа тоже стали зависеть от кликов, лайков, трафика (то есть рекламных денег) или грантов/внешнего финансирования (то есть, опять же, капитала).
Телеграмы, Фейсбуки, Инстаграмы и прочие площадки — это, конечно, места, где частные лица формируют определенную общественную группу/публику, имеют дискуссии и тд. Но они не формулируют, в конечном итоге, никаких общественных требований — такие дискуссии не предполагают ничего, кроме дискуссии (или каких-то идентификационных игр — я с этими, я такой), это проведение времени. И, что еще важнее, цель самого существования такой площадки (а они, как мы давеча были заново проинформированы, принадлежат конкретным людям, находящимся в определенной системе отношений с государством и иными элитарными группами) — вовсе не в том, чтобы поддерживать те самые ценности публичной сферы. Они, как было сказано выше, нужны, чтобы их собственники, сотрудники и иные держатели коммерческих интересов (скажем, ребята, которые играют на курсе TON) могли заработать денег. Короче, можно сколько угодно создавать публичную сферу в телеграме, но какой в этом толк, если в любой момент Дурова могут повязать в аэропорту [вставьте название города].
Но на самом деле эту идею легко радикализировать: публичная сфера в интернете вообще не принадлежит, собственно, участникам публичной сферы. Сама суть и содержание публичных отношений между индивидами взята в аренду на рынке, управляемом арендодателями. Все доменные имена и хостинги мы арендуем. Интернет-провайдеры зависят от государственных институтов. В конце концов, интернет можно перерубить, заглушить, нормировать и так далее. Мы не управляем поисковой выдачей, алгоритмами соцсетей, тем, какие сайты у нас открываются, какие — нет. Аргументы технооптимистов и сингулярность Курцвела начинают казаться искаженной версией ночного кошмара.
Неспроста Хабермас возвращается к салонам, публичным библиотекам и прочим кофейням (местам, где публичная сфера в 17-18 веках и начала появляться). Это места человеческого интереса и привязанности, но их главное качество — что суть публичного разговора не является их производной, их в любой момент можно сменить. В России к ним можно добавить те самые гаражи Кордонского (уже, конечно, много где снесенные и закатанные под парковки), дачные поселки и кооперативы, домовые советы, публичные бани, клубы по интересам и тд — любые пространства, где полная индивидуализация по определению невозможна, где формируемая общность вполне может быть случайной. Если думать о каком-то политически значимом действии сегодня — то это не медиа, не какая-либо игра по правилам медиа, а немедийная публичная сфера — пожалуй, это оно и есть.
Но это, опять же, радикальная версия. Истина, как водится, где-то посередине.
