Россия погружается в затяжной военный и экономический кризис. Санкции, мобилизационные издержки, деградация институтов — всё это приводит к системному истощению. В российской истории аналогичные периоды ослабления центра (1917, 1991) неизбежно сопровождались всплеском дестабилизации и борьбой за контроль над улицей. Сегодня такую борьбу выигрывают не демократические силы, а ультранационалисты.
Либеральная общественность, которая могла бы выступить конкурентом в сфере легитимного протеста, либо эмигрировала, либо оказалась маргинализирована. Вакуум легитимной оппозиционности постепенно заполняют крайне правые — те, кто остаётся «допустимыми» в логике режима. Чеченцы, дагестанцы, татары или мигранты не рассматриваются как носители допустимой публичной субъектности — они либо ассимилируются, либо контролируются силовыми структурами.
На этом фоне власть, в частности спецслужбы и администрация президента, демонстрирует не просто толерантность, но и попытку направленного взаимодействия с радикальными националистами. Отчасти — как в поздней империи, где государство пыталось использовать "черносотенные" настроения для сдерживания либеральной оппозиции. Так и сегодня — мы наблюдаем рост активности русских общин, ксенофобскую риторику, кампании против мигрантов. Это не стихийность, а инструмент.
Сигналы становятся всё более явными: режим в условиях ослабления ищет, на кого опереться. И делает ставку на те силы, которые ещё вчера считались маргинальными. Эти сдвиги важно фиксировать — они определяют, в каком направлении будет деформироваться поствоенная Россия.
>>Click here to continue<<
