Сегодня исполнилось 120 лет со дня рождения Жана-Поля Сартра (21.06.1905–15.04.1980), самого известного французского философа ХХ века, самого влиятельного философа par excellence среди всех левых мыслителей, центральной фигуры атеистического экзистенциализма, обращавшегося также к идеям феноменологии, психоанализа и неомарксизма. Как это всегда бывает с творчеством навязчиво модных философов своего времени, идеи Сартра в большей степени обрели популярность в виде красивых лозунгов и загадочных мемов, подлинный смысл которых для большинства повторяющих их по поводу и без повода не более интересен, чем его собственная философия как таковая. Более того, о том, что у Сартра вообще была настоящая, академическая, фундаментальная философия, даже среди его восторженных поклонников и поклонниц догадывались немногие, довольствуясь в качестве “философии” его литературными произведениями, за которые он как раз удостоился Нобелевской премии в 1964 году – “за богатое идеями, пронизанное духом свободы и поисками истины творчество, оказавшее огромное влияние на наше время”. Однако, подтверждая на практике свое отрицание любых социальных иерархий и всей “буржуазной” системы в целом, Сартр отказался от столь престижной премии (в отличие от другого левого экзистенциалиста – Альбера Камю), чем только довершил свой имидж радикального индивидуалиста. При этом для советской системы, чьи пороки Сартр, как враг западного капитализма, принципиально замалчивал, он воспринимался как оппортунист, а для советско-антисоветской интеллигенции – как ключевой проводник в мир той самой “буржуазной” культуры, которую он так отрицал. Здесь стоит вспомнить, какую роль Сартр сыграл в открытии имени Андрея Тарковского на Западе, когда написал восхищенную рецензию на его дебют «Иваново детство» в 1963 году, а также в судьбе Иосифа Бродского, в защиту которого он написал письмо советским властям в 1965 году. (…) С христианской точки зрения, лучшее, что было в философии Сартра – это убеждение в том, что человек это уникальное существо, чье “существование не сводится к сущности”, и поэтому его мировоззрение не должно быть выводимо из каких-либо безличных детерминант. Это общая позиция всей философии экзистенциализма, вплотную сближающая его с персонализмом, но именно Сартр, как никто другой, показал ту непреодолимую пропасть, которая на самом деле разделяет экзистенциализм и персонализм. Если персонализм невозможен без теизма, то экзистенциализм для Сартра это принципиально атеистическое учение и только таковым он и может быть, а все его религиозные версии Сартр упрекает в непоследовательности, ибо они фундируют человеческую экзистенцию в Боге, в то время как экзистенция вообще не может быть ни в чем фундирована, это начало абсолютной свободы и человек, в конечном счете, ничем не предопределен, он “обречен на свободу” и полностью выбирает свое бытие. Если до сих пор любой атеизм был крепко обусловлен тем или иным детерминизмом, то атеизм Сартра радикально индетерминистский, здесь Бога нет не потому, что человек произошел от животного, а потому что он вообще ни от чего и ни от кого не произошел; человек не просто свободен, человек и есть сама свобода. Должен признать, что, не отрицая саму возможность употребления понятия “экзистенции” в теологическом контексте, я согласен с Сартром в том, что последовательному экзистенциализму более адекватен атеизм, потому что экзистенция сама по себе бессознательна и безответственна, ибо как только она становится сознательной и ответственной, то это уже не экзистенция, а личность, столь же несводимая к сущности, но уже обладающая сущностью и существующая не сама по себе, а фундированная в Личности Бога-Творца. Поэтому я всегда говорю, что подлинный персонализм начинается там, где заканчивается экзистенциализм – его “брат-близнец”, ближайший, но не тождественный ему. <см. продолжение>
Сегодня исполнилось 120 лет со дня рождения Жана-Поля Сартра (21.06.1905–15.04.1980), самого известного французского философа ХХ века, самого влиятельного философа par excellence среди всех левых мыслителей, центральной фигуры атеистического экзистенциализма, обращавшегося также к идеям феноменологии, психоанализа и неомарксизма. Как это всегда бывает с творчеством навязчиво модных философов своего времени, идеи Сартра в большей степени обрели популярность в виде красивых лозунгов и загадочных мемов, подлинный смысл которых для большинства повторяющих их по поводу и без повода не более интересен, чем его собственная философия как таковая. Более того, о том, что у Сартра вообще была настоящая, академическая, фундаментальная философия, даже среди его восторженных поклонников и поклонниц догадывались немногие, довольствуясь в качестве “философии” его литературными произведениями, за которые он как раз удостоился Нобелевской премии в 1964 году – “за богатое идеями, пронизанное духом свободы и поисками истины творчество, оказавшее огромное влияние на наше время”. Однако, подтверждая на практике свое отрицание любых социальных иерархий и всей “буржуазной” системы в целом, Сартр отказался от столь престижной премии (в отличие от другого левого экзистенциалиста – Альбера Камю), чем только довершил свой имидж радикального индивидуалиста. При этом для советской системы, чьи пороки Сартр, как враг западного капитализма, принципиально замалчивал, он воспринимался как оппортунист, а для советско-антисоветской интеллигенции – как ключевой проводник в мир той самой “буржуазной” культуры, которую он так отрицал. Здесь стоит вспомнить, какую роль Сартр сыграл в открытии имени Андрея Тарковского на Западе, когда написал восхищенную рецензию на его дебют «Иваново детство» в 1963 году, а также в судьбе Иосифа Бродского, в защиту которого он написал письмо советским властям в 1965 году. (…) С христианской точки зрения, лучшее, что было в философии Сартра – это убеждение в том, что человек это уникальное существо, чье “существование не сводится к сущности”, и поэтому его мировоззрение не должно быть выводимо из каких-либо безличных детерминант. Это общая позиция всей философии экзистенциализма, вплотную сближающая его с персонализмом, но именно Сартр, как никто другой, показал ту непреодолимую пропасть, которая на самом деле разделяет экзистенциализм и персонализм. Если персонализм невозможен без теизма, то экзистенциализм для Сартра это принципиально атеистическое учение и только таковым он и может быть, а все его религиозные версии Сартр упрекает в непоследовательности, ибо они фундируют человеческую экзистенцию в Боге, в то время как экзистенция вообще не может быть ни в чем фундирована, это начало абсолютной свободы и человек, в конечном счете, ничем не предопределен, он “обречен на свободу” и полностью выбирает свое бытие. Если до сих пор любой атеизм был крепко обусловлен тем или иным детерминизмом, то атеизм Сартра радикально индетерминистский, здесь Бога нет не потому, что человек произошел от животного, а потому что он вообще ни от чего и ни от кого не произошел; человек не просто свободен, человек и есть сама свобода. Должен признать, что, не отрицая саму возможность употребления понятия “экзистенции” в теологическом контексте, я согласен с Сартром в том, что последовательному экзистенциализму более адекватен атеизм, потому что экзистенция сама по себе бессознательна и безответственна, ибо как только она становится сознательной и ответственной, то это уже не экзистенция, а личность, столь же несводимая к сущности, но уже обладающая сущностью и существующая не сама по себе, а фундированная в Личности Бога-Творца. Поэтому я всегда говорю, что подлинный персонализм начинается там, где заканчивается экзистенциализм – его “брат-близнец”, ближайший, но не тождественный ему. <см. продолжение>
