Институты как основа. Ч.3.
Конкретный пример: У Всемирного банка есть набор “Показателей управления”, которые он собирает по каждой стране. Эти показатели включают показатель “борьба с коррупцией”, который имеет страна. Например, в 2020 году показатель “борьба с коррупцией” в Эритрее составлял (-1,33), что довольно низко. У Маврикия было 0,47, что примерно в середине списка, а у Дании — 2,27, что является одним из самых высоких показателей. С точки зрения абсолютного рейтинга, вероятно, правильно, что Эритрея более коррумпирована, чем Маврикий, и что обе страны более коррумпированы, чем Дания.
Но что означают ли эти цифры сами по себе? Действительно ли Дания в 4,8 раза менее коррумпирована, чем Маврикий? Если Эритрее удастся поднять свой индекс до -1, будет ли это означать такое же изменение уровня коррупции, как и переход Маврикия на 0,80? Ответ на оба вопроса, очевидно, отрицательный. В лучшем случае цифры позволяют нам ранжировать страны по этим аспектам управления, но нет никакого смысла в том, что 2,27 что-либо означает на практике.
Однако статистический анализ, устанавливающий связь между борьбой с коррупцией и экономическим ростом, предполагает, что индекс коррупции имеет точное числовое значение. [11]
Дело не в том, что статистический анализ неверен, а в том, что он не имеет практической интерпретации. Индекс борьбы с коррупцией, как и другие показатели управления Всемирного банка, основан на данных опросов. Но жители богатых стран чаще всего ставят своим институтам высокие оценки. В одном поразительном случае Эдвард Глейзер и соавторы указали, что Сингапур исторически получал высокие баллы по таким метрикам, как ограничение исполнительной власти — даже когда им правил Ли Куан Ю, диктатор, который не имел никаких ограничений на свою власть, но уважал права собственности. [12]
В идеале экономисты попытались бы контролировать такие противоречивые переменные, как богатство или образование, но тот факт, что имеются данные только по 50-70 странам, делает это невозможным. В результате измерения носят замкнутый в самих себе характер: они говорят нам, что Дания управляется лучше, чем Маврикий или Эритрея, но не более того.
Это не единственная проблема, связанная с измерением степени коррупции. Каждый индекс институционального качества подвергается такой критике, потому что каждый индекс пытается присвоить цифры чему-то, что по своей сути не поддается количественной оценке: степени демократии, верховенству закона, эффективности правительства, уважению прав собственности и т.д. В каждом случае исследование может указывать на то, что “быть похожим на Данию” - это хорошо, без какого-либо практического способа выразить, что это значит.
========================================================
[11] Paolo Mauro, “Corruption and Growth,” Quarterly Journal of Economics, 110, no. 3 (August 1995): 681–712.
[12] Edward L. Glaeser, Rafael La Porta, Florencio Lopez-De-Silanes, and Andrei Shleifer, “Do Institutions Cause Growth?,” Journal of Economic Growth 9, no. 3 (September 2004): 271–303.
График. Индекс демократии, 1941–2021 гг.
На основе экспертных оценок и индекса V-Dem. Этот индекс показывает, в какой степени политические лидеры избираются на условиях всеобъемлющего избирательного права на свободных и справедливых выборах, а также гарантируются свободы объединений и выражения мнений. Он колеблется от 0 до 1 (1 — наиболее демократичный).
>>Click here to continue<<
