Русский бог в двенадцати томах и отец русского символизма в трёх томах, на одной полке. Первый вынес церковь в одни ворота, второй вынес первого в одни ворота. Потом встретились и помирились. Со свечой в руках, Толстой провожал их к спальне. Потом остановился и долго стоял неподвижно, вглядываясь в глаза Мережковского. Этому предшествовал жаркий спор. "На кого же я кричу, это же сам Толстой", писала Гиппиус годами позже. Маленький, худой, с шаркающей походкой русский бог, неужели это тот же самый Толстой? Он был совсем другим. Не тем, кого мы привыкли видеть на картинах. Большой. Великий.
Мережковскому нужна была эта встреча. Увидеть. Поговорить. Извиниться. Не словами, а во взгляде. Толстой понял и принял. Он копался в его душе, а Мережковский был пациентом на операционном столе.