Но на этом драматические пейзажи не закончились — совсем наоборот. После Тингветлира наш путь лежал на полуостров Снайфедльснес, который у меня ассоциируется прежде всего с моим любимым Жюлем Верном. Хоть он и никогда не был в Исландии, именно здесь профессор Лиденброк и его племянник Аксель спустились в жерло вулкана Снайфедльс и добрались до центра Земли. Жюль Верн верил, что Земля полая, и населил её динозаврами. Как же я люблю эту книгу. Как в детстве было здорово с замиранием сердца представлять себе этот спуск!
А теперь мы поднимались на Снайфедльс — ну ладно, не на ту покрытую снегом вершину, откуда якобы можно проникнуть в земные глубины, а на соседнюю. Но там был кратер! Спуска к центру Земли, увы, обнаружено не было, зато открылся поразительный вид на океан. Профессор Лиденброк, по словам Верна, с вершины Снайфедльса якобы видел Гренландию — увы, это невозможно, но сколько потоков лавы, горных пиков и морских пространств видно отсюда!
Полтора дня мы колесили и бродили по Снайфедльснесу. За это время я поняла: здешние пейзажи скорее сочетаются с другим литературным произведением — с одной из величайших исландских саг — «Сагой о людях из Лососёвой долины». Это история о любви и ревности, мести и отчаянии, полная персонажей, будто вышедших из пьес Юджина О’Нила или романов Фолкнера. У меня почему-то такие ассоциации.
Разбитые сердца, любовь братьев к одной и той же женщине, жена, похоронившая четырёх мужей и загадочно ответившая сыну на вопрос, кого она любила больше всех: «Тому, кого я больше всех любила, я принесла больше всего зла» — в средневековой Исландии бушевали настоящие страсти.
Когда идёшь по плоскому берегу океана, а потом вдруг оказываешься на огромном утёсе, когда ветер сбивает с ног, а солнце светит до полуночи, освещая снежные пики и чёрную церковь на берегу — начинаешь чувствовать суровую красоту этих мест. Хотела написать «мрачную», но нет — она не мрачная, хотя именно сюда помещают действия множества детективов и мистических историй. Она… скорее завораживающая.
Когда мы вдоволь нагулялись по фьордам и утёсам, среди базальтов и фиолетовых цветов, пришла пора возвращаться в Рейкьявик. Пейзаж за окном автобуса постепенно смягчался: изгибы гор становились плавными и спокойными. Нам невероятно повезло — почти всю поездку стояла хорошая погода. Исландские чаты ликовали: «Наступило лето! У нас двузначная температура!» — было 12–15 градусов, настоящая жара для здешних мест.
Не случайно исландцы так любят свои горячие источники — мы завершили путешествие двухчасовым отмоканием в горячих ваннах на берегу океана. После лавы и ледников так здорово было лежать в горячей воде и смотреть на солнце. А ещё… быстро забежать в океан, сделать пару гребков — и скорее обратно! Температура воды была плюс два, но почти каждый в нашей группе совершил этот подвиг.
Когда в половине первого ночи, после ужина, мы возвращались в отель по предзакатным — а может, уже предрассветным — улицам (разрыв между закатом и рассветом совсем маленький), в тихом Рейкьявике грохотала музыка. Молодёжь, говорившая на всех возможных языках, отрывалась в полный рост. Это был странный контраст с величавым спокойствием прошедшей недели, но он не раздражал, а только подчёркивал, как прекрасен и разнообразен наш мир…
Но на этом драматические пейзажи не закончились — совсем наоборот. После Тингветлира наш путь лежал на полуостров Снайфедльснес, который у меня ассоциируется прежде всего с моим любимым Жюлем Верном. Хоть он и никогда не был в Исландии, именно здесь профессор Лиденброк и его племянник Аксель спустились в жерло вулкана Снайфедльс и добрались до центра Земли. Жюль Верн верил, что Земля полая, и населил её динозаврами. Как же я люблю эту книгу. Как в детстве было здорово с замиранием сердца представлять себе этот спуск!
А теперь мы поднимались на Снайфедльс — ну ладно, не на ту покрытую снегом вершину, откуда якобы можно проникнуть в земные глубины, а на соседнюю. Но там был кратер! Спуска к центру Земли, увы, обнаружено не было, зато открылся поразительный вид на океан. Профессор Лиденброк, по словам Верна, с вершины Снайфедльса якобы видел Гренландию — увы, это невозможно, но сколько потоков лавы, горных пиков и морских пространств видно отсюда!
Полтора дня мы колесили и бродили по Снайфедльснесу. За это время я поняла: здешние пейзажи скорее сочетаются с другим литературным произведением — с одной из величайших исландских саг — «Сагой о людях из Лососёвой долины». Это история о любви и ревности, мести и отчаянии, полная персонажей, будто вышедших из пьес Юджина О’Нила или романов Фолкнера. У меня почему-то такие ассоциации.
Разбитые сердца, любовь братьев к одной и той же женщине, жена, похоронившая четырёх мужей и загадочно ответившая сыну на вопрос, кого она любила больше всех: «Тому, кого я больше всех любила, я принесла больше всего зла» — в средневековой Исландии бушевали настоящие страсти.
Когда идёшь по плоскому берегу океана, а потом вдруг оказываешься на огромном утёсе, когда ветер сбивает с ног, а солнце светит до полуночи, освещая снежные пики и чёрную церковь на берегу — начинаешь чувствовать суровую красоту этих мест. Хотела написать «мрачную», но нет — она не мрачная, хотя именно сюда помещают действия множества детективов и мистических историй. Она… скорее завораживающая.
Когда мы вдоволь нагулялись по фьордам и утёсам, среди базальтов и фиолетовых цветов, пришла пора возвращаться в Рейкьявик. Пейзаж за окном автобуса постепенно смягчался: изгибы гор становились плавными и спокойными. Нам невероятно повезло — почти всю поездку стояла хорошая погода. Исландские чаты ликовали: «Наступило лето! У нас двузначная температура!» — было 12–15 градусов, настоящая жара для здешних мест.
Не случайно исландцы так любят свои горячие источники — мы завершили путешествие двухчасовым отмоканием в горячих ваннах на берегу океана. После лавы и ледников так здорово было лежать в горячей воде и смотреть на солнце. А ещё… быстро забежать в океан, сделать пару гребков — и скорее обратно! Температура воды была плюс два, но почти каждый в нашей группе совершил этот подвиг.
Когда в половине первого ночи, после ужина, мы возвращались в отель по предзакатным — а может, уже предрассветным — улицам (разрыв между закатом и рассветом совсем маленький), в тихом Рейкьявике грохотала музыка. Молодёжь, говорившая на всех возможных языках, отрывалась в полный рост. Это был странный контраст с величавым спокойствием прошедшей недели, но он не раздражал, а только подчёркивал, как прекрасен и разнообразен наш мир…
