Современная философия сама сделала работу по собственному уничтожению. Её больше нет, она рассуждает о своем отсутствии: отсутствии метафизики, отсутствии человека, отсутствии Бога. "Ну и отсутствуйте себе на здоровье". Преподавание философии почти повсеместно стало иллюзорным, призрачным: в плохоньких университетах сидят "ценители культуры", относящиеся к философскому наследию как к экспонату, на который надо показывать пальцем и протирать от пыли; в университетах же хороших музейные экскурсии заменяют на перформанс "как философствуют на Западе": заслуженные PhD России соревнуются, кто изобразит западное преподавание наиболее правдиво; у них есть всамделишные указки, доски, аудитории, и они даже умеют "рассуждать на тему", как никто другой выбирая наиболее пикантные пассажи западных философов. Всё это тень теней.
Судя по личному опыту, никакое философствование невозможно и на самом Западе, потому что о некоторых вещах рассуждать просто нельзя, а если можно, нельзя делать определенные выводы, точнее, выводы делать можно и нужно, но только не какие угодно, а исключительно определенные. Безо всяких разговоров о существующих на то причинах, это закабаляет ум, ставит в нем блоки, а ведь философское мышление осуществляется только там и тогда, где эти блоки снимаются. И сама философия в одном из своих свойств — это и есть снятие определенных блоков, зажимов, протаптывание принципиально новых мыслительных троп. Всего этого нет или стремительно исчезает.
И вот, в итоге образованный — по крайней мере, сносно — человек оказывается чем-то вроде чистой доски; свободные искусства касались его ума, но только как смутные воспоминания с университетской скамьи. Он живет "как есть", думает как думается, любит как любится. Простой и простая. Подпорченный или, правильней сказать, постоянно портящийся разными идеологическими вливаниями, советами всяких мастридеров, но также легко от них избавляющийся, подобно ручью, в который льют краску. Сегодня он услышал, что нужно всегда идти вперед, завтра прочел, что в этом безумном мире надо остановиться, замедлиться и вообще "не идти на поводу". Сегодня так, завтра эдак. В общем, "жизнь идет".
Это хорошо. В этой изменчивости, гибкости и простоте — залог духовного здоровья. Тленность тысячи и одного глупого мнения не переходит в тлетворность, поскольку они друг друга заглушают, не позволяя ни одному из своей братии надолго остаться в душе.
Это хорошо, поскольку позволяет душе обратиться к тому, что для нее и ради нее только и создавалось — к античной философии. Мало того — на этом она может и остановиться. Остальное просто не нужно. Положим, засесть за чтение нравственных писем к Луцилию, узнать там, как выбирать себе друзей. Найдя новых друзей или откопав старых, пойти с ними в парк, сесть на траву, смотря на деревья, слушая ветер и наблюдая за людьми, порассуждать о том, что такое красота; в чем состоит благо для дерева, в чем для летящей мимо птицы, а в чем — для человека; послушать, что об этом думают друзья, поспорить, дойти до общей истины. Попеть песни под гитару, выпить вина. После прогулки прийти домой и найти, рассуждали ли об этом древние. Удивленно обнаружить, что рассуждения во многом схожие — потому что простое походит на простое.
Наивно? Я, специалист в своем деле — и пойти в парк "вот так", сесть и поговорить? "Ничего плохого в парке нет, но ведь все не так просто". Но остановимся: не так просто — это как? Чем это таким мы заняты в свободное время? Делать вид, что жизнь в дурной бесконечности информации имеет смысл — это не наивно? И не находимся ли мы в простоте и глупости давно и безвылазно? Смущение от простоты связано с тем, что простым быть страшно. Простой человек — глупый, а мы ведь все должны быть умными и как бы что ли серьезными. Это глубокое заблуждение. Быть простыми — смело, благородно и просто хорошо. И, главное, это никем не запрещено — как не запрещено в пылу разговора подойти к незнакомке и спросить, считает ли она, что смысл и благо для птицы в том, чтобы летать.
Скоро весна, и ковидных ограничений уже нет. Попробуйте.
Современная философия сама сделала работу по собственному уничтожению. Её больше нет, она рассуждает о своем отсутствии: отсутствии метафизики, отсутствии человека, отсутствии Бога. "Ну и отсутствуйте себе на здоровье". Преподавание философии почти повсеместно стало иллюзорным, призрачным: в плохоньких университетах сидят "ценители культуры", относящиеся к философскому наследию как к экспонату, на который надо показывать пальцем и протирать от пыли; в университетах же хороших музейные экскурсии заменяют на перформанс "как философствуют на Западе": заслуженные PhD России соревнуются, кто изобразит западное преподавание наиболее правдиво; у них есть всамделишные указки, доски, аудитории, и они даже умеют "рассуждать на тему", как никто другой выбирая наиболее пикантные пассажи западных философов. Всё это тень теней.
Судя по личному опыту, никакое философствование невозможно и на самом Западе, потому что о некоторых вещах рассуждать просто нельзя, а если можно, нельзя делать определенные выводы, точнее, выводы делать можно и нужно, но только не какие угодно, а исключительно определенные. Безо всяких разговоров о существующих на то причинах, это закабаляет ум, ставит в нем блоки, а ведь философское мышление осуществляется только там и тогда, где эти блоки снимаются. И сама философия в одном из своих свойств — это и есть снятие определенных блоков, зажимов, протаптывание принципиально новых мыслительных троп. Всего этого нет или стремительно исчезает.
И вот, в итоге образованный — по крайней мере, сносно — человек оказывается чем-то вроде чистой доски; свободные искусства касались его ума, но только как смутные воспоминания с университетской скамьи. Он живет "как есть", думает как думается, любит как любится. Простой и простая. Подпорченный или, правильней сказать, постоянно портящийся разными идеологическими вливаниями, советами всяких мастридеров, но также легко от них избавляющийся, подобно ручью, в который льют краску. Сегодня он услышал, что нужно всегда идти вперед, завтра прочел, что в этом безумном мире надо остановиться, замедлиться и вообще "не идти на поводу". Сегодня так, завтра эдак. В общем, "жизнь идет".
Это хорошо. В этой изменчивости, гибкости и простоте — залог духовного здоровья. Тленность тысячи и одного глупого мнения не переходит в тлетворность, поскольку они друг друга заглушают, не позволяя ни одному из своей братии надолго остаться в душе.
Это хорошо, поскольку позволяет душе обратиться к тому, что для нее и ради нее только и создавалось — к античной философии. Мало того — на этом она может и остановиться. Остальное просто не нужно. Положим, засесть за чтение нравственных писем к Луцилию, узнать там, как выбирать себе друзей. Найдя новых друзей или откопав старых, пойти с ними в парк, сесть на траву, смотря на деревья, слушая ветер и наблюдая за людьми, порассуждать о том, что такое красота; в чем состоит благо для дерева, в чем для летящей мимо птицы, а в чем — для человека; послушать, что об этом думают друзья, поспорить, дойти до общей истины. Попеть песни под гитару, выпить вина. После прогулки прийти домой и найти, рассуждали ли об этом древние. Удивленно обнаружить, что рассуждения во многом схожие — потому что простое походит на простое.
Наивно? Я, специалист в своем деле — и пойти в парк "вот так", сесть и поговорить? "Ничего плохого в парке нет, но ведь все не так просто". Но остановимся: не так просто — это как? Чем это таким мы заняты в свободное время? Делать вид, что жизнь в дурной бесконечности информации имеет смысл — это не наивно? И не находимся ли мы в простоте и глупости давно и безвылазно? Смущение от простоты связано с тем, что простым быть страшно. Простой человек — глупый, а мы ведь все должны быть умными и как бы что ли серьезными. Это глубокое заблуждение. Быть простыми — смело, благородно и просто хорошо. И, главное, это никем не запрещено — как не запрещено в пылу разговора подойти к незнакомке и спросить, считает ли она, что смысл и благо для птицы в том, чтобы летать.
Скоро весна, и ковидных ограничений уже нет. Попробуйте.
