В конце сентября – начале октября была в Берлине на анимационном фестивале FAB и 27 сентября пошла в HAU2 на берлинскую премьеру Маринки Давыдовой «Музей неучтенных голосов» (мировая премьера была в Вене на фестивале). В общем безумии фестиваля, а потом войны, не написала подробно, хотя собиралась, так что запишу теперь хоть коротко, пока совсем не забылось. Во-первых, конечно, меня поразило, что была совершенно своя публика. Когда я пришла, немного заранее, я встретила кучу московских театральных друзей, коллег, однокурсников, было ощущение, что весь зал состоит из людей, которых я могла бы встретить на московской премьере. После Израиля, где, конечно, тоже куча друзей, но они как-то из разных «кругов», в Берлине оказалось особенно много именно театральных. Теперь про спектакль. Сделан он в первую очередь как озвученная театрализованная инсталляция, поначалу зрители толпятся внутри декорации, как в музее, слушая голос экзальтированного экскурсовода (его записал Один Байрон), все идет на английском (переводил Сережа Островский). Первая часть называется «Империя», в музейных нишах стоят всякие имперские символы вроде шапки Мономаха или двуглавого орла (боюсь ошибиться в деталях) и голос рассказывает в патриотически-пропагандистском духе о том, как в веках прирастала территориями Россия. А потом теряла. Потом зрителям предлагается рассесться в зале и началась следующая часть. Тут потихоньку вышла Чулпан Хаматова, которая поначала была скорее «оператором» сцены – чего-то двигала, вешала, молчаливо тыкала, если голос просил. Это была часть «Нации», где на выгородке каждая ниша с имперскими реликвиями превращалась в нишу с советскими национальными сувенирами. Там была Украина, Беларусь, Грузия, Армения и Азербайджан. Все нации говорили голосами своих представителей (начиная на родном языке, а потом переходя на английский), ругались о первородстве и т.д. Я начала рыдать после перепалок Украины с Беларусью, когда показали беларуские протесты и запели про «стены рухнут», такая в этом была безнадежность. Как раз перед тем мне рассказывали, что в эмиграции (в частности, в Берлине) между украинцами и беларусами отношения напряженные, украинцы, понятное дело, чувствуют моральную правоту, что дает им дополнительные права, а беларусы унижены и уничтожены с обеих сторон, уж дома-то их просто танком раскатали. Ну а когда пошли Армения-Азербайджан, что именно в этот момент так актуализировалось Арцахом и вообще всеми процессами в регионе, уже прямо тяжело было это слушать. Еще были эпизоды про людей, это уже советское время – убитых и заморенных, про политиков разных национальностей, борцов за страшные идеи и тоже убитых – все это было без прямого текста, но с шумом голосов и пр. (музыку писал Ренанский) и люди опять выходили из зала в «музей» читать тексты. Все эти эпизоды, вплоть до последнего, конечно, были написаны не для нас - целевой аудиторией спектакля были немцы, австрийцы, в общем, зрители, не жившие на советском-постсоветском пространстве, а нам весь этот расклад и так был известен, хотя, конечно, какие-то вещи все равно очень задевали. А последняя часть, ради которой я в первую очередь и шла – был огромный монолог Маринки, который по-русски играла Хаматова, но в некоторых случаях прямо был слышен у нее давыдовский голос (хотя говорили, что первая исполнительница этой роли играла суше и точнее, как раз отстраняясь от героини, но кусочек, что я видела по видео, мне не зашел, так что я была рада, что видела Чулпан, тем более, что бегство – это и про нее тоже). Все эти истории про погромы и бегство из Баку, которые мы в 90-х сразу после института переживали вместе, и сегодняшнее Маринкино вот это ужасное ощущение, что тебя нет: Азербайджан говорит, что тебя никогда там не было, Армения – что ты подозрительна потому, что родилась в Баку, с Россией тоже понятно, она враг и иноагент. Для меня именно в этом было самое сильное и отчаянное. Тоска и беспомощность.
В конце сентября – начале октября была в Берлине на анимационном фестивале FAB и 27 сентября пошла в HAU2 на берлинскую премьеру Маринки Давыдовой «Музей неучтенных голосов» (мировая премьера была в Вене на фестивале). В общем безумии фестиваля, а потом войны, не написала подробно, хотя собиралась, так что запишу теперь хоть коротко, пока совсем не забылось. Во-первых, конечно, меня поразило, что была совершенно своя публика. Когда я пришла, немного заранее, я встретила кучу московских театральных друзей, коллег, однокурсников, было ощущение, что весь зал состоит из людей, которых я могла бы встретить на московской премьере. После Израиля, где, конечно, тоже куча друзей, но они как-то из разных «кругов», в Берлине оказалось особенно много именно театральных. Теперь про спектакль. Сделан он в первую очередь как озвученная театрализованная инсталляция, поначалу зрители толпятся внутри декорации, как в музее, слушая голос экзальтированного экскурсовода (его записал Один Байрон), все идет на английском (переводил Сережа Островский). Первая часть называется «Империя», в музейных нишах стоят всякие имперские символы вроде шапки Мономаха или двуглавого орла (боюсь ошибиться в деталях) и голос рассказывает в патриотически-пропагандистском духе о том, как в веках прирастала территориями Россия. А потом теряла. Потом зрителям предлагается рассесться в зале и началась следующая часть. Тут потихоньку вышла Чулпан Хаматова, которая поначала была скорее «оператором» сцены – чего-то двигала, вешала, молчаливо тыкала, если голос просил. Это была часть «Нации», где на выгородке каждая ниша с имперскими реликвиями превращалась в нишу с советскими национальными сувенирами. Там была Украина, Беларусь, Грузия, Армения и Азербайджан. Все нации говорили голосами своих представителей (начиная на родном языке, а потом переходя на английский), ругались о первородстве и т.д. Я начала рыдать после перепалок Украины с Беларусью, когда показали беларуские протесты и запели про «стены рухнут», такая в этом была безнадежность. Как раз перед тем мне рассказывали, что в эмиграции (в частности, в Берлине) между украинцами и беларусами отношения напряженные, украинцы, понятное дело, чувствуют моральную правоту, что дает им дополнительные права, а беларусы унижены и уничтожены с обеих сторон, уж дома-то их просто танком раскатали. Ну а когда пошли Армения-Азербайджан, что именно в этот момент так актуализировалось Арцахом и вообще всеми процессами в регионе, уже прямо тяжело было это слушать. Еще были эпизоды про людей, это уже советское время – убитых и заморенных, про политиков разных национальностей, борцов за страшные идеи и тоже убитых – все это было без прямого текста, но с шумом голосов и пр. (музыку писал Ренанский) и люди опять выходили из зала в «музей» читать тексты. Все эти эпизоды, вплоть до последнего, конечно, были написаны не для нас - целевой аудиторией спектакля были немцы, австрийцы, в общем, зрители, не жившие на советском-постсоветском пространстве, а нам весь этот расклад и так был известен, хотя, конечно, какие-то вещи все равно очень задевали. А последняя часть, ради которой я в первую очередь и шла – был огромный монолог Маринки, который по-русски играла Хаматова, но в некоторых случаях прямо был слышен у нее давыдовский голос (хотя говорили, что первая исполнительница этой роли играла суше и точнее, как раз отстраняясь от героини, но кусочек, что я видела по видео, мне не зашел, так что я была рада, что видела Чулпан, тем более, что бегство – это и про нее тоже). Все эти истории про погромы и бегство из Баку, которые мы в 90-х сразу после института переживали вместе, и сегодняшнее Маринкино вот это ужасное ощущение, что тебя нет: Азербайджан говорит, что тебя никогда там не было, Армения – что ты подозрительна потому, что родилась в Баку, с Россией тоже понятно, она враг и иноагент. Для меня именно в этом было самое сильное и отчаянное. Тоска и беспомощность.
