Своё писать - времени нет, поэтому выложу чужое. Всем сбежавшим примам и доннам, и прочим земфирам - посвящается.
*** Рафинированный, похожий на сахарную голову, Александр Вертинский с плаксивым, пронзительным голосом в реальности имел стальные нервы и сумасшедшую выдержку. Хоть он и не воевал на фронтах Первой мировой войны, зато служил медбратом в 68-м санитарном поезде «Всероссийского союза городов», куда пошел добровольцем.
Каждый день богемный декадент выносил из вагонов этого поезда целые ведра русской крови вместе с охапками чьих-то отрезанных рук и ног. И ничего — не повредился умом: пел, жил, скитался по миру, плакал.
Согласно книге учета, куда вносились все манипуляции в поезде, медбрат Вертинский сделал тридцать пять тысяч перевязок, причем зачастую тяжелораненым бойцам, легких «трехсотых» отдавали сестрам милосердия.
В своих мемуарах «Дорогой длинною» Александр Вертинский вспоминает, как однажды к ним в поезд (он курсировал между Москвой и фронтом), попал тяжелый полковник. Пуля вошла в живот и застряла где-то под сердцем. Поскольку в вагоне уже не было места, раненого положили в купе к Вертинскому. Врач рекомендовал его не трогать — все равно с минуты на минуту помрет — и предложил Александру передать тело санитарам в Пскове. Сказав это, доктор ушел, а русский Пьеро остался один на один с полковником.
«Я смотрел на полковника и мучительно думал: что делать? – рассказывал в мемуарах Вертинский. — И тут я вспомнил, что однажды меня посылали в Москву за инструментами. В магазине хирургических инструментов "Швабе" я взял всё, что мне поручили купить, и вдобавок приобрёл длинные тонкие щипцы, корнцанги. В списке их не было, но они мне понравились своим "декадентским" видом. Они были не только длинными, но и кривыми и заканчивались двумя поперечными иголочками».
Вертинский разбудил санитара Гасова, который до войны работал мороженщиком, и вместе с ним приступил к операции.
«Нашёл корнцанги, прокипятил, положил в спирт, вернулся в купе. Гасов помогал мне. Было часа три ночи. Полковник был без сознания. Я разрезал повязку и стал осторожно вводить щипцы в ранку. Через какое-то время почувствовал, что концы щипцов наткнулись на какое-то препятствие. Пуля? Вагон трясло, меня шатало, но я уже научился работать одними кистями рук, ни на что не опираясь. Сердце колотилось, как бешеное. Захватив "препятствие", я стал медленно вытягивать щипцы из тела полковника. Наконец вынул: пуля!»
Утром полковник очнулся и его все-таки отвезли в Москву, а не в Псков. Возможно, он выжил и до конца своих дней рассказывал детям и внукам, что от смерти его спас этот грустный клоун с грампластинки. К слову, сам Вертинский, сошел с поезда, когда узнал, что от передозировки наркотиков умерла его сестра — самый на тот момент близкий человек.
За подвиги в 68-м поезде санитара Вертинского наградили серебряной медалью «За усердие» на Станиславской ленте.
Своё писать - времени нет, поэтому выложу чужое. Всем сбежавшим примам и доннам, и прочим земфирам - посвящается.
*** Рафинированный, похожий на сахарную голову, Александр Вертинский с плаксивым, пронзительным голосом в реальности имел стальные нервы и сумасшедшую выдержку. Хоть он и не воевал на фронтах Первой мировой войны, зато служил медбратом в 68-м санитарном поезде «Всероссийского союза городов», куда пошел добровольцем.
Каждый день богемный декадент выносил из вагонов этого поезда целые ведра русской крови вместе с охапками чьих-то отрезанных рук и ног. И ничего — не повредился умом: пел, жил, скитался по миру, плакал.
Согласно книге учета, куда вносились все манипуляции в поезде, медбрат Вертинский сделал тридцать пять тысяч перевязок, причем зачастую тяжелораненым бойцам, легких «трехсотых» отдавали сестрам милосердия.
В своих мемуарах «Дорогой длинною» Александр Вертинский вспоминает, как однажды к ним в поезд (он курсировал между Москвой и фронтом), попал тяжелый полковник. Пуля вошла в живот и застряла где-то под сердцем. Поскольку в вагоне уже не было места, раненого положили в купе к Вертинскому. Врач рекомендовал его не трогать — все равно с минуты на минуту помрет — и предложил Александру передать тело санитарам в Пскове. Сказав это, доктор ушел, а русский Пьеро остался один на один с полковником.
«Я смотрел на полковника и мучительно думал: что делать? – рассказывал в мемуарах Вертинский. — И тут я вспомнил, что однажды меня посылали в Москву за инструментами. В магазине хирургических инструментов "Швабе" я взял всё, что мне поручили купить, и вдобавок приобрёл длинные тонкие щипцы, корнцанги. В списке их не было, но они мне понравились своим "декадентским" видом. Они были не только длинными, но и кривыми и заканчивались двумя поперечными иголочками».
Вертинский разбудил санитара Гасова, который до войны работал мороженщиком, и вместе с ним приступил к операции.
«Нашёл корнцанги, прокипятил, положил в спирт, вернулся в купе. Гасов помогал мне. Было часа три ночи. Полковник был без сознания. Я разрезал повязку и стал осторожно вводить щипцы в ранку. Через какое-то время почувствовал, что концы щипцов наткнулись на какое-то препятствие. Пуля? Вагон трясло, меня шатало, но я уже научился работать одними кистями рук, ни на что не опираясь. Сердце колотилось, как бешеное. Захватив "препятствие", я стал медленно вытягивать щипцы из тела полковника. Наконец вынул: пуля!»
Утром полковник очнулся и его все-таки отвезли в Москву, а не в Псков. Возможно, он выжил и до конца своих дней рассказывал детям и внукам, что от смерти его спас этот грустный клоун с грампластинки. К слову, сам Вертинский, сошел с поезда, когда узнал, что от передозировки наркотиков умерла его сестра — самый на тот момент близкий человек.
За подвиги в 68-м поезде санитара Вертинского наградили серебряной медалью «За усердие» на Станиславской ленте.
