В то же время, сам факт расцвета русской культуры в 19-м веке после масштабного обращения к народному началу у Пушкина, Жуковского, Глинки, славянофилов, и в целом в течение всего 19 и в начале 20-века, позволяет внести определённую поправку в леонтьевскую схему. Предпосылка высокой и одновременно самобытной культуры не просто дифференциированное общество, но диференциированное общество с серьёзным культурным и экзистенциальным разрывом между элитой и народом, которое стремится этот разрыв преодолеть. Однако преодоление проходит не по формуле вторичного упрощения — ликвидации высокой культуры вместе с её носителями, но через преломление в высокой культуре народных особенностей, традиций и т. п.
В целом это соотвествует гегелевскому различию между добродетелью и невинностью — незнание Зла. Изначальное «парадиазиакальное» недифференцированное состояние — это ещё не добродетель — добродетель — знать зло и преодолеть его. Так через столкновение с Западом, его усвоение и преодоление русская культура выходила на новый уровень.
В период между двумя мировыми войнами в Румынии произошло то же самое, что в России века 19-го-начала 20-го. Наивысшего взлёта высокодифференцированная культура, и прежде всего культура мышления достигает, когда стремится восстановиться связь с народным духом. Как и в России это происходило в форме противопоставления себя Западу, утверждения румынского народного православного начала как самобытного. Так в начала 20-века появляется ортодоксизм или гындуризм — по названию журналы «Гындиря» ( "Мысль") Никифора Крайника — течение, главной мыслью которого было как раз утверждение этой самобытности, создание связи между традицией и философией, осмысление того, что составляет уникальность православной культуры, и то может ли она ответы на вызовы Нового времени с её машинной цивилизацией, индивидуализмом, взаимным отчуждением и т. п.
Поэтому румынская философия интересна ещё и тем, что она ставит в центр внимания зачастую те же вещи, что и русская, обращается к тем же проблемам в схожих исторических условиях, в схожем обществе. Однако, конечно, делает это несколько иначе чем мы. И это интересно, так как этот опыт позволяет обогатить и русское мышление в поисках ответов на известные русские вопросы.У румынской философии в этом отношении была некоторая фора, философский и культурный взрыв в Румынии случился после большевистского переворота, нанёсшего почти смертельный удар по русской традиции мысли, центр которой переместился в эмиграцию.
Западные исследователи отмечают поразительное сходство между русской религиозной философией Серебряного века и румынским межвоенным периодом. При этом, судя по всему, эти сходства связаны не с прямым влиянием, а общими предпосылками развития интеллектуальных традиций.
>>Click here to continue<<