Наверняка все слышали русское выражение “ушел в татары”, что означало принятие Ислама человеком не из мусульманской среды. Также Ислам называется в ранних источниках “татарской верой”. Что же из себя представляла эта “татарская” идентичность?
В первую очередь стоит отметить, что это не национальная форма идентичности, а религиозная. Во-вторых, идентичность такого “татарина” подразумевала
принадлежность человека к конкретной мусульманской культуре, сложившейся в рамках определенного исторического пространства, население которого было объединено вокруг общих авторитетов, аристократических домов, династий, адатов и адабов. Сюда же можно отнести и язык, на котором шел даават в регионе, а также, к примеру, общий архитектурный стиль построения мечетей, мазаров и прочих религиозных сооружений. Говоря о мазарах, можно упомянуть о наличии общих духовных авторитетов и практик, связанных с конкретными личностями. К примеру, со времен поздней Золотой Орды на территории Центрального Кавказа сложилась традиция массовых собраний у места называемого в источниках “Пяндж-и Хасан” (с перс. - отпечаток руки Хасана, старшего сына халифа Али и Фатимы). Эвлия Челеби описывает “Свойства великих собраний вокруг святого места Пяндж-и Хасан”:
В этом умножающем радость, изумительном месте раз в год, в месяце теммуз в тени растущих на равнине вокруг этого святилища громадных деревьев — творений самого Аллаха — собираются сотни тысяч торговцев, паломников и других созданий Аллаха из Хинда и Синда, Балха и Бухары, Хатая и Хотана, Чина и Мачина, Московии и Швеции, Булгара и Туркмении, Казакии и Кракова, Чехии и Польши, Австрии и Англии, Нидерландов, Гданьска и Дании, а также из Аравии и Ирана. Они разбивают шатры, палатки, натягивают тенты, делают навесы. В усеянной тюльпанами степи словно бурлит человеческая река. Сорок дней и ночей длится торг Пяндж-и Хасан: все товары выносятся на площадь дружбы, покупаются и продаются. Ни один не взглянет со злым умыслом на товары другого, воровства нет и в помине. Однако в другое время племя черкесов так и стреляет глазами — где бы что своровать. К этому святилищу Пяндж-и Хасан приходят дервиши из Дагестана. Это — пора неповторимых зрелищ. А беи Кабарды и Таустана с хорошо вооруженными воинами находятся там, где идет этот торг, когда же он заканчивается, они приходят в города Кабарды. Это — страна обширная. Язык здесь — древний.
Тут мы видим, что на территории Кабарды в XVII в. культовые сооружения эпохи Джучи не просто сохранялись физически, но и были составной частью местной исламской религиозной традиции, охранявшейся непосредственно представителями кабардинской аристократии.
Еще одним культовым сооружением для местных народов служил и упомянутый ранее Татартуп. Русские этнографы отмечали, что кабардинцы и балкарцы почитают Татартуп. Причем это данные с конца XIX в (1880-ых гг., что говорит об актуальности той же религиозной традиции и в более поздние периоды истории):
Самой важной присягой горские татары (балкарцы) считают присягу, произносимую на башне (минарете) Татартюба, около Эльхотова, по дороге из Пятигорска в Владикавказ, то есть ту же, что и кабардинцы. Татартюб такое же мусульманское святилище для кабардинцев, как и для горских татар. Произнесши, вслед за именем Аллаха, имена двух братьев - (Татартюба и Пенджехасана, миссионеров, принесших мусульманство в Кабарду), татарин и кабардинец одинаково считают себя обязанными говорить правду под страхом самых тяжких последствий и для своего рода за всякое, даже малейшее уклонение от истины
.
Почитание Татартупа до революции фиксируется не только у кабардинцев и балкарцев, но и у ногайцев, чеченцев и осетин. В имперской периодической печати конца XIXв. сообщается:
У некоторых ногайцев, живущих около Пятигорска есть обычай сходить перед Новым годом [Наврузом?] на поклонение в урочище Татартуп. Обычай этот перешел к ним от кабардинцев, питающих до сих пор глубокое уважение к курганам и остаткам, напоминающим существование близ Татартупа какого-то города.
Окончание следует…
