… Они не читают Евангелия после того, как присоединяться к мнению, разделяемому и иудеями, что Иисус присвоил себе звание "Сын Бога" в значении, которое совершенно неприменимо ни к одному из творений. Они воспринимают это как написанное в тексте черным по белому и всегда выставляют это как одно из главных возражений против Нового Завета».
Во вторник 20 октября того же года с Ногмовым встретились Уильям Глен и Галлоуэй. Глен также оставил подробную запись разговора:
“Был посещен Шорой, одним из кабардинских узденей, о котором не раз упоминалось моими братьями в докладах главе миссии. Он только что возвратился из Карачая, местности расположенной у подножья Эльбруса, надменная вершина которого открывалась моему взору по мере моего приближения к долине Кумы. А так как я, естественно, испытывал любопытство, возбужденное присутствием того, кто так недавно приблизился к его вечным снегам, то я задал ему несколько вопросов относительно этого, прежде чем приступить к разговору с ним о взглядах его на христианское учение.
Он сказал нам, что вершина горы считается совершенно неприступной. Вокруг основания снежной линии всегда бывает сильный ветер, который гонит снег таким образом, что это само уже не дает возможности самым отважным сделать какую-либо попытку достичь вершины. Выше снежной полосы поверхность в высшей степени неровная и опасная, временами покрытая ужасными трещинами, иногда громадными снежными глыбами, рухнувшими с высоты и представляющими собой непреодолимый барьер. Скалы в этом месте отличаются по своему виду от скал этой страны, выделяясь металлическим блеском, что убеждает туземцев, что это происходит от драгоценных металлов, почему они весьма ревниво относятся к путешественникам, отламывающим куски от них, думая, что последствием этого может быть нападение на страну ради ее скрытых сокровищ.
Туземцы, называемые карачаи — магометане, их язык представляет собой татарский диалект, проникнутый рядом слов неупотребительных в данных местах, но число их так незначительно, что не затрудняет разговор с ними. Они знают о существовании здесь миссионерского учреждения, но когда он покидал их страну, то главное, что занимало их внимание, это циркулярное письмо из Мекки, предупреждающее всех правоверных мусульман, что день суда близок и торжественно увещевающее их к покаянию. Шора имел копию письма на турецком языке, которую прочел и объяснил Галоваю, а тот, в свою очередь, объяснил ее мне по-английски. Письмо содержит достаточную картину грехов, преобладающих среди современных магометан и вместе с тем является одним из самих ослепительных обманов, которые когда-либо практиковались над невежественными верующими.
Этим приемом увещевания сам Шора, казалось, был смущен. Поговорив на текущие темы, Галовай спросил у него: читал ли он Новый Завет, который получил от миссионеров, и его мнение о нем? Он ответил, что, по его мнению, Евангелие не расходится с моралью, но он не может верить, что Иисус сын Бога. Это не в природе вещей. Как Бог мог иметь сына! Он не мог понять идеи и не мог принять учения. Направив его внимание на то, что говорится в писании касательно образа нашего спасителя, как нерукотворного Господа Бога, мы сказали ему, что хотя мы крепко верим в единство божественной и человеческой природы в образе Христа, мы заявляем, что не понимаем природу этого единства и не претендуем объяснять ее. Непостижимость учения дает не больше для отказа охватить ее во время откровения, чем наша неспособность понять природу единства души и тела для отрицания очевидного факта, что тело, как материальная сущность, одухотворено духовной сущностью, называемой душой.
Шора ответил: дело не в этом. Человек по своей природе есть существо изменяющееся, а Бог нет, и если Христос был Богом по природе, он не мог стать человеком потому, что это уже подразумевает изменяемость; в согласии с этим его природа подверглась бы изменению, когда он стал человеком. Возразив, мы сказали, что принятие Богом человеческой природы подразумевает начало нового отношения, которого раньше не существовало…
Окончание