О том, как к миру призывали средневековые понтифики. Немного длинно и без картинок.
Выпала мне нелегкая: два года войны изучаю трехлетний понтификат Климента IV (1265-1268), наверное, самый воинственный понтификат за весь воинственный XIII век. Помогая в молодости доминиканцам искоренять «ереси» в Лангедоке, затем работая советником при дворе Людовика IX, крестоносца до мозга костей, француз Ги Фукуа (Климент IV) свыкся с расхожей мыслью: коли хочешь мира, готовься к войне. Будучи прагматиком, знал, что на войну нужны деньги, причем немалые, от банкиров, под гарантии знати. А к деньгам требовались проповедники, «первый канал».
Думаю, в папы он вышел в том числе потому, что кардинальская коллегия верила, что он найдет средства на крестовый поход, объявленный его предшественником – и тоже французом – Урбаном IV против безбожника и немца Манфреда, просвещенного короля Сицилии. Поводом служил тот факт, что этот изверг вместе со своими сарацинами, угнездившимися в апулийской Лучере, «уже засунул грязные руки в кишки матери Церкви» и «пьет мозг из костей сицилийских церквей». В выражениях, как видим, курия не стеснялась. Как же отправляться на помощь Святой земле, уже фактически утерянной, когда у тебя в тылу – враг рода человеческого? Как «спасать» только что отвоеванный схизматиками-греками Константинополь? Вот и коммутировали папским решением налог на крестовый поход в Святую землю в налог на умиротворение Сицилии. Но помышляли, конечно, и о Константинополе, и о Иерусалиме.
Климент IV не погнушался заложить банкирам римские базилики, потому что Людовик IX отказался выступать гарантом младшего брата. Карл Анжуйский на деньги, собранные такими стараниями, по характеру был строптивым, но очень благочестивым. Набранная на обещанную зарплату ЧВК оказалась эффективной и выиграла две битвы, в которых шансы на победу были, скорее, на стороне Штауфенов – то есть кислый свой хлеб отработали по полной. Французам удалось на пару десятилетий зависнуть на острове и на пару столетий – на континентальном юге Италии.
В 1268 году, резонно боясь реакции гибеллинов по всей стране, включая Рим, куда курия не совалась, Климент IV пошел на новые уступки своему протеже, заодно введя в историю Европы новый термин. «Миротворец» оправдал ожидания уставшего от войны папы: при Тальякоццо Штауфены снова проиграли, несмотря на отличные действия верных сарацин. Бежавшего юношу Конрадина, внука Фридриха II, схватили и выдали Карлу, который приказал отрубить ему голову прилюдно. Благословили и это – куда деваться? К некоторому ужасу относительно просвещенной, хоть и привычной к раслчененке Европы. Благословили на войну и храмовников, которым устав запрещал поднимать против кого-либо кроме неверных. Да эти, говорила Курия, еще хуже неверных – руки по локоть в крови матери Церкви. Вперед!
Поговаривали, что Климент пророчил эту победу, когда в нее уже никто вокруг не верил. Между тем, пророчествуя, он не забывал о прагматике. Поэтому, объявляя Карла «миротворцем» 17 апреля 1268 года, писал ему: «Поскольку сыновей мира в городах и землях ты не найдешь, а все больше смутьянов, чтобы сложность вверенного тебе дела не помешала исполнению нашей общей задачи, мы, держа бразды расшатавшейся империи, назначаем тебя ее верховным викарием в этих землях. Укрепись, дорогой сын, прояви силу в возложенном на тебя деле, чтобы возлюбившие мир получили мир, а поправшие его понесли ущерб, в котором сами виноваты: пусть приписывают его себе, а не нам с тобой». Миротворец, paciarius, кажется, новшество в политической метафорике и пропаганде тех лет. Что «расшатавшаяся империя» – зона ответственности папы, на то Бог ему судья, он сам так решил, следуя логике предшественника, тоже юриста – Иннокентия IV. А миротворец, значится, ему заместитель. Заместитель императора на пустующем троне. Вокруг смутьяны, turbatores, так что прояви силу, сынок, esto robustus, и пусть пеняют на себя.
О том, как к миру призывали средневековые понтифики. Немного длинно и без картинок.
Выпала мне нелегкая: два года войны изучаю трехлетний понтификат Климента IV (1265-1268), наверное, самый воинственный понтификат за весь воинственный XIII век. Помогая в молодости доминиканцам искоренять «ереси» в Лангедоке, затем работая советником при дворе Людовика IX, крестоносца до мозга костей, француз Ги Фукуа (Климент IV) свыкся с расхожей мыслью: коли хочешь мира, готовься к войне. Будучи прагматиком, знал, что на войну нужны деньги, причем немалые, от банкиров, под гарантии знати. А к деньгам требовались проповедники, «первый канал».
Думаю, в папы он вышел в том числе потому, что кардинальская коллегия верила, что он найдет средства на крестовый поход, объявленный его предшественником – и тоже французом – Урбаном IV против безбожника и немца Манфреда, просвещенного короля Сицилии. Поводом служил тот факт, что этот изверг вместе со своими сарацинами, угнездившимися в апулийской Лучере, «уже засунул грязные руки в кишки матери Церкви» и «пьет мозг из костей сицилийских церквей». В выражениях, как видим, курия не стеснялась. Как же отправляться на помощь Святой земле, уже фактически утерянной, когда у тебя в тылу – враг рода человеческого? Как «спасать» только что отвоеванный схизматиками-греками Константинополь? Вот и коммутировали папским решением налог на крестовый поход в Святую землю в налог на умиротворение Сицилии. Но помышляли, конечно, и о Константинополе, и о Иерусалиме.
Климент IV не погнушался заложить банкирам римские базилики, потому что Людовик IX отказался выступать гарантом младшего брата. Карл Анжуйский на деньги, собранные такими стараниями, по характеру был строптивым, но очень благочестивым. Набранная на обещанную зарплату ЧВК оказалась эффективной и выиграла две битвы, в которых шансы на победу были, скорее, на стороне Штауфенов – то есть кислый свой хлеб отработали по полной. Французам удалось на пару десятилетий зависнуть на острове и на пару столетий – на континентальном юге Италии.
В 1268 году, резонно боясь реакции гибеллинов по всей стране, включая Рим, куда курия не совалась, Климент IV пошел на новые уступки своему протеже, заодно введя в историю Европы новый термин. «Миротворец» оправдал ожидания уставшего от войны папы: при Тальякоццо Штауфены снова проиграли, несмотря на отличные действия верных сарацин. Бежавшего юношу Конрадина, внука Фридриха II, схватили и выдали Карлу, который приказал отрубить ему голову прилюдно. Благословили и это – куда деваться? К некоторому ужасу относительно просвещенной, хоть и привычной к раслчененке Европы. Благословили на войну и храмовников, которым устав запрещал поднимать против кого-либо кроме неверных. Да эти, говорила Курия, еще хуже неверных – руки по локоть в крови матери Церкви. Вперед!
Поговаривали, что Климент пророчил эту победу, когда в нее уже никто вокруг не верил. Между тем, пророчествуя, он не забывал о прагматике. Поэтому, объявляя Карла «миротворцем» 17 апреля 1268 года, писал ему: «Поскольку сыновей мира в городах и землях ты не найдешь, а все больше смутьянов, чтобы сложность вверенного тебе дела не помешала исполнению нашей общей задачи, мы, держа бразды расшатавшейся империи, назначаем тебя ее верховным викарием в этих землях. Укрепись, дорогой сын, прояви силу в возложенном на тебя деле, чтобы возлюбившие мир получили мир, а поправшие его понесли ущерб, в котором сами виноваты: пусть приписывают его себе, а не нам с тобой». Миротворец, paciarius, кажется, новшество в политической метафорике и пропаганде тех лет. Что «расшатавшаяся империя» – зона ответственности папы, на то Бог ему судья, он сам так решил, следуя логике предшественника, тоже юриста – Иннокентия IV. А миротворец, значится, ему заместитель. Заместитель императора на пустующем троне. Вокруг смутьяны, turbatores, так что прояви силу, сынок, esto robustus, и пусть пеняют на себя.
