Ни одно современное государство не сдавалось террористам. Если им что-то удавалось стратегически, это лишь временно и лишь в отношении недостаточно современных государств. Зная прошлое, мы знаем и будущее. Политика России станет не менее, а более воинственной. Так было, так будет. Гражданская солидарность не уменьшится, а увеличится. Так было, так будет. Нервозность возрастет, паники не случится. Исполнителей найдут. Кого-то прикончат при задержании, кого-то мб удастся судить, дело времени. О первоистоке скажут. Но все ли в порядке? Нет, не все. То есть вообще говорить о порядке, когда известное число только убитых сравнительно с первыми сообщениями выросло в два раза, совершенно невозможно. Это глубокий непорядок, и все, тут больше не о чем говорить. Но остался вопрос о смысле этих смертей. На этот вопрос могла бы ответить религия и церковь в современном мире. Но ничего кроме общегуманитарных слов оттуда не выйдет. Вот пошли люди в первую неделю Великого Поста на зрелища. Это, скорее всего, не похвально. А тут еще погибли насильственной смертью от рук тех, кто не объявил своей цели. То есть непонятно, ради чего, да хотя бы даже — как нам тут подбрасывают — для создания медийной картинки абсолютного зла и безжалостного уничтожения. ОК, то есть не ОК, а какова позиция церкви не вообще, а вот именно для понимания природы такого зла в мире? Есть болезни, есть мор и глад, и есть шансы быть христианским воином, а есть бессмысленные смерти не верящих и потому... на этом мысль не останавливается, останавливается язык, но мы знаем, что он при случае может сболтнуть, мы уже слышали. [UPD: У некоторых и не останавливается/] Тогда мб вопросами смысла займется философия? Здесь можно смеяться, просто нельзя. Ничего более жалкого перед лицом этого ужаса, чем философия, какой мы ее знаем на сегодня, и представить себе нельзя. Но зачем нападать на беззащитных, религию и философию? На самом деле, конечно, это вопрос к государству, которое не то что охотно, а прямо-таки настырно берет на себя роль производителя и распорядителя смыслов. Ну, вот вам кейс. Здесь от лица государства его гражданская, она же политическая, религия должна ответить на вопрос о смысле жизни и смысле смерти, не смерти в бою, не смерти от естественных, хотя и ужасных причин, вроде стихийных бедствий и эпидемий, но смерти случайной, пассивной, не заслуженной персональными действиями, но все равно именно что политической, включенной в неизвестные нам игры государственного разума с геополитикой и стратегией. Но если вы отделили внутреннее от внешнего, оставив политику вовне, то вам трудновато быть распорядителями основных смыслов внутри. Трудно, но придется. В гражданской религии не должно быть прорех. Если террористы могут прорваться в столицу, в сердце родины, то ответом должны быть не только меры безопасности, но и слова о смысле свершившегося. О том, почему, идя на концерт или спускаясь в метро, ты делаешь это, как в последний раз. Во-первых, потому, что он и вправду может быть последним. А во-вторых достаточно во-первых? Нет. Недостаточно и будет не хватать все больше.
Ни одно современное государство не сдавалось террористам. Если им что-то удавалось стратегически, это лишь временно и лишь в отношении недостаточно современных государств. Зная прошлое, мы знаем и будущее. Политика России станет не менее, а более воинственной. Так было, так будет. Гражданская солидарность не уменьшится, а увеличится. Так было, так будет. Нервозность возрастет, паники не случится. Исполнителей найдут. Кого-то прикончат при задержании, кого-то мб удастся судить, дело времени. О первоистоке скажут. Но все ли в порядке? Нет, не все. То есть вообще говорить о порядке, когда известное число только убитых сравнительно с первыми сообщениями выросло в два раза, совершенно невозможно. Это глубокий непорядок, и все, тут больше не о чем говорить. Но остался вопрос о смысле этих смертей. На этот вопрос могла бы ответить религия и церковь в современном мире. Но ничего кроме общегуманитарных слов оттуда не выйдет. Вот пошли люди в первую неделю Великого Поста на зрелища. Это, скорее всего, не похвально. А тут еще погибли насильственной смертью от рук тех, кто не объявил своей цели. То есть непонятно, ради чего, да хотя бы даже — как нам тут подбрасывают — для создания медийной картинки абсолютного зла и безжалостного уничтожения. ОК, то есть не ОК, а какова позиция церкви не вообще, а вот именно для понимания природы такого зла в мире? Есть болезни, есть мор и глад, и есть шансы быть христианским воином, а есть бессмысленные смерти не верящих и потому... на этом мысль не останавливается, останавливается язык, но мы знаем, что он при случае может сболтнуть, мы уже слышали. [UPD: У некоторых и не останавливается/] Тогда мб вопросами смысла займется философия? Здесь можно смеяться, просто нельзя. Ничего более жалкого перед лицом этого ужаса, чем философия, какой мы ее знаем на сегодня, и представить себе нельзя. Но зачем нападать на беззащитных, религию и философию? На самом деле, конечно, это вопрос к государству, которое не то что охотно, а прямо-таки настырно берет на себя роль производителя и распорядителя смыслов. Ну, вот вам кейс. Здесь от лица государства его гражданская, она же политическая, религия должна ответить на вопрос о смысле жизни и смысле смерти, не смерти в бою, не смерти от естественных, хотя и ужасных причин, вроде стихийных бедствий и эпидемий, но смерти случайной, пассивной, не заслуженной персональными действиями, но все равно именно что политической, включенной в неизвестные нам игры государственного разума с геополитикой и стратегией. Но если вы отделили внутреннее от внешнего, оставив политику вовне, то вам трудновато быть распорядителями основных смыслов внутри. Трудно, но придется. В гражданской религии не должно быть прорех. Если террористы могут прорваться в столицу, в сердце родины, то ответом должны быть не только меры безопасности, но и слова о смысле свершившегося. О том, почему, идя на концерт или спускаясь в метро, ты делаешь это, как в последний раз. Во-первых, потому, что он и вправду может быть последним. А во-вторых достаточно во-первых? Нет. Недостаточно и будет не хватать все больше.
