TG Telegram Group Link
Channel: weekend
Back to Bottom
Нью-Йорк, ближайшее будущее. Из новостных сводок, которые поздними вечерами в гостиничном номере смотрит уставшая Ли (Кирстен Данст), знаменитый репортер и фотограф, становится ясно, что США охвачены гражданской войной, а Вашингтон скоро превратится в горячую точку вроде Алеппо или Багдада, откуда она годами посылала свои ужасные хроники, так ничему и не научившие общество, состоящее, увы, из «глотателей газетных сплетен». В отеле перебои с электричеством и водой, из постояльцев только пресса, в лобби царит характерная для старейшей в мире профессии атмосфера цинизма и ажитации. Коллеги Ли обзванивают источники в поисках хоть каких-нибудь инсайдов — что дальше, выстоит ли власть против объединивших силы сепаратистов из Техаса и Калифорнии, или президент готов уже сложить полномочия? Ли, задумавшая совершить марш-бросок в сердце страны и проинтервьюировать главу государства, которое вот-вот исчезнет с политической карты, спорит с напарником. Тот уговаривает взять в эту рисковую вылазку дряхлого обозревателя из NYT, а также прибившуюся к ним сразу после теракта в Сохо девчонку-фотолюбительницу. Старым да малым на краю ночи делать нечего, однако именно таким разношерстным составом они отправятся засвидетельствовать падение самой могущественной империи.

В российский прокат выходит без преувеличения важнейший для нашей турбулентной эпохи фильм — «Падение империи» давно прочащего апокалипсис Алекса Гарленда. Подробнее — Зинаида Пронченко.
Новый номер — только online

Праздник послушания: «Недоросль» Фонвизина как попытка победить простодушием коварство эпохи / Ольга Федянина

30 лет российского искусства: Иван Чемакин / Анна Толстова

«Смотрящему, конечно, хочется зажмуриться»: как ругали импрессионистов / Ульяна Волохова

Портреты русской цивилизации: Хабаровск / Григорий Ревзин

«Киноглаз» против «кинокулака»: история Дзиги Вертова и неслучившейся «кинокизации» всей страны / Ксения Рождественская

«Меч короля»: Мадс Миккельсен и северный вестерн / Василий Степанов

«По Фрейду»: психоаналитик и теолог отвечают не на те вопросы / Зинаида Пронченко

«Манкимен»: идеальное кино по версии Дева Патела / Станислав Ф. Ростоцкий

«Рипли»: новая экранизация Патриции Хайсмит / Татьяна Алешичева

«Хрущевка»: путеводитель по советской квартире / Игорь Гулин
«Недоросль» Дениса Фонвизина — один из самых известных текстов русского театра. И один из самых небрежно читаемых. Сам автор приложил к этому недоразумению руку, создав историю, в которой все кажется абсолютно понятным с первого взгляда, а потому не требующим глубокого внимания. Зло и добро в «Недоросле» — непримиримые враги, заранее расставленные на свои места и буквально снабженные указательными табличками. Но эта дидактическая ясность обманчива. У добра и зла в «Недоросле» есть гораздо больше общего, чем можно предположить,— и гораздо больше, чем казалось автору.

Ольга Федянина рассказывает про «Недоросля» как попытку победить простодушием коварство эпохи.
На Netflix вышла новая экранизация «Талантливого мистера Рипли». Это восемь тягучих черно-белых часа, снятых выдающимся оператором Робертом Элсвитом и сыгранных изумительным актером Эндрю Скоттом. Автор сериала Стивен Заиллян, в отличие от своих предшественников, отваживается довериться первоисточнику и оставляет неприятного героя Патриции Хайсмит безнаказанным.

Подробнее — Татьяна Алешичева.
В новом выпуске проекта Григория Ревзина «Портреты русской цивилизации» — Хабаровск.

Хабаровск — город, загадочный тем, что он очень хорош. По всему это должен быть понятный большой (больше 600 тыс. населения) город советской индустриализации, приметы таких хорошо известны: состоит в основном из больших заводов, растянутых вдоль транспортной артерии на расстояние, крайне затрудняющее жизнь (в данном случае — вдоль Амура на 40 км), промзоны наполовину или больше превратились в свалки металлолома, к ним примыкают военные части и микрорайоны хрущевок и брежневок, тут и там бараки, сараи и гаражи, в центре площадь Ленина. И главное — в Хабаровске все это есть. А ощущения героической неустроенности трудной жизни — нет.
>> У Моне есть картина с женщиной в роще. Модель, по всей видимости, была уже какое-то время мертва, так как ее силуэт стал распадаться. Душераздирающее зрелище!

>> Это борозды? Это иней? Это какие-то соскребы с палитры, размазанные по грязному холсту.

>> Каждый, кто смотрит на этот «Закат на Сене», видит просто кусок помидора, прилипший к небу.

К 150-летию первой выставки импрессионистов собирали первых отзывов на них.
14 апреля 1990 года ТАСС выпустило заявление с признанием ответственности НКВД за трагедию в Катыни: «На встречах между представителями советского и польского руководства, в широких кругах общественности длительное время поднимается вопрос о выяснении обстоятельств гибели польских офицеров, интернированных в сентябре 1939 года. Историками двух стран были проведены тщательные исследования катынской трагедии, включая и поиск документов.
В самое последнее время советскими архивистами и историками обнаружены некоторые документы о польских военнослужащих, которые содержались в Козельском, Старобельском, Осташковском лагерях НКВД СССР. Из них вытекает, что в апреле — мае 1940 года из примерно 15 тысяч польских офицеров, содержавшихся в этих трех лагерях, 394 человека были переведены в Грязовецкий лагерь. Основная же часть «передана в распоряжение» управлений НКВД соответственно по Смоленской, Ворошиловградской и Калининской областям и нигде больше в статистических отчетах НКВД не упоминается.
Выявленные архивные материалы в своей совокупности позволяют сделать вывод о непосредственной ответственности за злодеяния в катынском лесу Берии, Меркулова и их подручных.
Советская сторона, выражая глубокое сожаление в связи с катынской трагедией, заявляет, что она представляет одно из тяжких преступлений сталинизма».

11 апреля 2024 года ТАСС сообщило, что ФСБ рассекретила некие документы, свидетельствующие о том, что польские офицеры были казнены нацистами, которые фальсифицировали Катынское дело.

По ссылке — наш архивный материал: хроника Катынской трагедии из слов расстрелянных и расстреливавших.
В издательстве «Новое литературное обозрение» вышла новая книга известной исследовательницы повседневности Наталии Лебиной «Хрущевка» — путеводитель по быту 1950–60-х годов, устроенный как путешествие по среднестатистической советской квартире.

Свою книгу Наталия Лебина начинает с сознательного анахронизма: слово «хрущевка» стало мемом, то есть в каком-то смысле деисторизированным понятием. В нем звучит предубеждение, почти презрение. Слыша его, мы отлично понимаем, какого рода здание имеется в виду. Речь о хлипких блочных пятиэтажках с маленькими, не слишком уютными квартирами, текущими потолками, совместным санузлом, некрасивой мебелью из ДСП, прекрасной слышимостью в отношении соседских дел и забав. Сейчас, по крайней мере в больших городах, хрущевки превращаются в вымирающую натуру; их сносят ради новых многоэтажек и почти никому их не жалко. Так мы забываем, насколько революционным начинанием было затеянное в середине 1950-х массовое жилищное строительство. Объективно говоря, именно пятиэтажки (а не, скажем, космическая программа) оказались главной вещью, что осталась людям от эпохи Никиты Хрущева. Хрущевки стали рассеянным по всему Советскому Союзу памятником второму генеральному секретарю.

Подробнее — Игорь Гулин.
Завтра открывается Московский международный кинофестиваль. Среди прочего там покажут «Возвращение Вертова» — документальный детектив о том, как киновед и историк кино Николай Изволов нашел и восстановил два фильма великого режиссера-авангардиста Дзиги Вертова, считавшихся утраченными: монтажную «Годовщину революции» и монументальную «Историю гражданской войны». И восстановил вертовский шедевр «Человек с киноаппаратом».

Ксения Рождественская рассказывает, кем был для киноискусства Дзига Вертов и каким могло бы стать, но не стало кино после него.
Жизнь изменилась, вошь победила весь свет, это уже совершившееся дело, и все теперь будет меняться только в другую сторону, а не в ту, которой жили мы, которую любили мы.

Александр Блок
дневник, 18 апреля 1921
Новый номер — только online

«Мир очень неприятен, в нем трудно не впасть в отчаяние, а он как-то научился»: как Владимир Набоков примирил себя с жизнью в чужих странах / Интервью Юрия Сапрыкина с Александром Долининым

«От просто смерти гибель на войне отличается тем, что человек может верить, что умирает "за" что-то»: Макс Вебер о том, что управляет нашим поведением

«Наследник»: триллер в духе Шаброля / Зинаида Пронченко

«Зло не существует»: новый фильм Рюсукэ Хамагути / Алексей Васильев

«Судная ночь в Аркадии»: Николас Кейдж после очередного конца света / Станислав Ф. Ростоцкий

«Люди, естественно, хотят сбежать от реальности»: Андрей Золотарев о фильме «Сто лет тому вперед» / Интервью Константина Шавловского

«Пиратское Просвещение»: Дэвид Гребер ставит пиратов в пример / Игорь Гулин

«Шугар»: Колин Фаррелл копипастит голливудскую классику / Татьяна Алешичева

Удар по циферблату: что нового показали на Watches & Wonders / Елена Стафьева
22 апреля исполняется 125 лет со дня рождения Владимира Набокова. На этот месяц приходится и еще одна годовщина: в апреле 1919-го семья Набокова навсегда покинула Россию. Набоков начал писать прозу и добился литературного признания уже в Европе — вплоть до отъезда в США в 1940-м он писал на русском языке и публиковался под псевдонимом В. Сирин. Одни из лучших работ о жизни и текстах Набокова «русскоязычного» периода — книги Александра Долинина «Истинная жизнь писателя Сирина» (2004) и «Комментарий к роману Владимира Набокова "Дар"» (2018). Сегодня контекст их восприятия изменился: опыт жизни в чужой языковой среде, необходимость заново выстроить отношения с русской культурой для многих читателей романа и комментария к нему стали непосредственным переживанием.

Накануне 125-летия Набокова Юрий Сапрыкин поговорил с Александром Долининым о том, как Набоков переживал отрыв от России, как выстраивал отношения с Европой, почему в итоге отказался от русского языка — и все равно остался частью русской литературы.
У нас так же сугубо скучно, как и раньше. Все мы становимся убежденными провинциалами — я сегодня ходил в город в незашнурованных ботинках.

Гайто Газданов
Письмо Владимиру Сосинскому, 19 апреля 1923
Частный сыщик Джон Шугар (Колин Фаррелл) живет в Лос-Анджелесе, где все пропитано духом кино, и сам он заядлый синефил. Он специализируется на поисках пропавших людей, а мыслит не словами, а образами из старых фильмов. Вот он поднял бровь, как Хамфри Богарт из «Мальтийского сокола», а вот нахмурился, как Фред Макмюррей из «Двойной страховки»,— он буквально делает жизнь с голливудских прототипов, так что поначалу даже задаешься вопросом, уж не пародия ли он. Надо ли говорить, что все похождения Шугара сопровождаются его размышлениями вслух.

На Apple TV+ выходит «Шугар», неонуар про частного детектива в поисках пропавшей девушки с неожиданным сюжетным твистом ближе к финалу.
Война как реализованная угроза применения насилия вызывает именно в современных политических сообществах пафос и чувство общности, массовую преданность и безусловную готовность к самопожертвованию у сражающихся. Помимо этого, война вызывает у самого воина уникальное по своей конкретной значимости ощущение смысла и святости смерти, свойственное только ей.

Макс Вебер, отмечающий сегодня 160-летие
15 лет назад, 21 апреля 2009 года, в доме престарелых в Чикаго умерла, не оправившись после неудачного падения на скользкой улице, восьмидесятитрехлетняя старушка Вивиан Майер. Умерла, так умерла — она была одинока, у нее не было друзей, и те, кто о ней еще иногда вспоминал, были давно уже выросшие дети, няней которых она когда-то служила. И сгинуло бы это имя в никуда, если бы двумя годами ранее из-за долгов по аренде своей маленькой студии Вивиан Майер не вынуждена была распродавать свои вещи. А вещей-то и было, что несколько коробок со всяким странным хламом. Одну из этих коробок, в которой лежали какие-то негативы, купил шатавшийся по Чикаго в поисках старых фотографий своего района риэлтор и краевед-любитель Джон Малуф. Искомого Чикаго 60-х он конкретно в этой коробке не нашел, но именно с нее началась история другой Вивиан Майер — женщины с фотоаппаратом, которая оставила после себя более 100 тысяч кадров, снятых за пять десятилетий почти ежедневного фиксирования чужой жизни.

Подробнее — тут.
Кому вы говорите об «острой депрессии»! Я превратился в комок нервов, вздрагиваю при каждой мысли и при каждом слове и не далее как вчера не смог удержаться от слез, слушая пролог к «Лоэнгрину»,— это реакция на всю подлость кругом.

Томас Манн
письмо Эриху фон Калеру, 23 апреля 1951
«Военный суд находит подсудимого Достоевского виновным в том, что он, получив в марте месяце сего года из Москвы копию с преступного письма литератора Белинского,— читал это письмо в собраниях: сначала у подсудимого Дурова, потом у подсудимого Петрашевского. Достоевский был у подсудимого Спешнева во время чтения возмутительного сочинения поручика Григорьева под названием "Солдатская беседа". А потому военный суд приговорил его, отставного инженер-поручика Достоевского, за недонесение о распространении преступного о религии и правительстве письма литератора Белинского и злоумышленного сочинения поручика Григорьева,— лишить чинов, всех прав состояния и подвергнуть смертной казни расстрелянием».

175 лет назад, 23 апреля (5 мая) 1849 года, был арестован 27-летний писатель Федор Достоевский. Он был взят под стражу одновременно с остальными участниками собраний у Михаила Буташевича-Петрашевского и вместе с двадцатью из них был приговорен к расстрелу. Несостоявшаяся казнь петрашевцев — о смягчении приговора осужденным было объявлено, когда они уже стояли на эшафоте,— один из самых известных эпизодов российской истории XIX века, о составе их преступления вспоминают гораздо реже. Власти не видели в существовании кружка угрозу основам российской государственности. Они считали петрашевцев пустыми болтунами и именно за антиправительственную болтовню и наказали. Достоевский был признан виновным в чтении и распространении письма Белинского Гоголю, высказываниях против цензуры и недонесении на других членов кружка. Этих преступлений оказалось довольно для вынесения смертного приговора, пусть и замененного на каторгу, в случае Достоевского — четырехлетнюю

Подробнее — в нашем Календаре литературных преследований.
24 апреля отмечается День памяти жертв геноцида армян в Османской империи. Для того чтобы массовые убийства и депортация армян 1915–1916 годов были названы геноцидом, потребовался не один десяток лет.

Рассказываем, как называлось преступление против армян до того, как у него появилось свое название, и почему человечеству вообще потребовалось новое название для этого преступления.
HTML Embed Code:
2024/04/25 01:31:31
Back to Top