​​Огонь и дым вблизи Москвы,
почти у МКАДа.
К разрухе больно привыкать,
но все же надо.
И будут, видно, вспоминать,
про цепь событий
Среди развалин - бывших стен,
и перекрытий.
Любой сложиться может дом,
многоэтажный.
Когда случается прилет,
он как бумажный.
У тех, кто были ни при чем
и хата с краю.
Такая правильная жизнь,
теперь сгорает…

С сентября ходили по району
Собирать младенцев по дворам
Но Мария вопреки закону:
«Своего», - решила, «не отдам!»
А соседи, сдавши малолеток,
Стали очень гордые собой:
«Ирод хочет мяса наших деток?
Значит - отдаём их на убой!
Если Родина сказала: «Надо!»
Стыдно прятаться, позор – бежать»
Колесницу белую в награду,
Ожидает каждая тут мать.
«Маш, не злись, отдай, ведь Ирод просит,
Ну а хочешь, я его отдам» ,-
Робкий и запуганный Иосиф,
Не готов противиться властям.
В декабре бежать не то, что в марте,
Сложно, как сейчас лететь на Марс,
Казахстана нет еще на карте,
И закрыт пока что Верхний Ларс.
К счастью, был безвиз тогда с Египтом,
Подкупили паспортный контроль,
Провезли младенца (он затих там),
Замаскировав под бандероль.
Матери любви спасала сила,
Не сдаваясь и порой хитря.
Родина его потом убила
Но ведь позже, значит всё не зря!

Ёлка, фейерверки, праздничный салют
Смысл был общаться, если всех убьют?
Смысл слать подарки, дорогой коньяк
Заберут в окопы, а назад – никак.
Ждать корпоративов в следующем году?
Но кому встречать-то – будут все в аду.
В плане заголовок – «двадцать третий год»
И на что надежда? То, что ОН умрёт?
Как покинуть быстро зону, где комфорт,
Учит бизнес тренер (сам – в аэропорт).
Кто не за границу – в призывной на сбор
Что сказал бы Дарвин про такой отбор?
Мишура, подарки, старое кино.
Только самый смелый выглянет в окно -
Снежные пейзажи серые просты:
Холмики, оградки и кресты, кресты...

По какой-то чокнутой причуде,
Не увидев ложь календаря.
Новый год теперь встречают люди,
Прямо посредине февраля.

И одни сегодня ждут прилёты,
Смотрят в ужасе куда-то вверх.
У кого-то нет иной заботы,
Как устроить яркий фейерверк.

Холод весь, весь мрак, вся кровь, все слезы,
Отольются сталью и свинцом.
И еще не срублены березы,
Чтоб гробами встать перед крыльцом.

Труп лежит в канаве придорожной,
Так в реальность обратился бред.
Абсолютно, правда, невозможно,
Отменить тот год по контрол-Zет.

​​Господь, как ЭТО работает?
Должен же быть механизм,
Ты так поглощён заботами,
Не смотришь на нас здесь, вниз.

Нужна небольшая молния,
А следом пусть будет гром
И радость сердца б наполнила
Хоть верится в то с трудом.

Что ты снизойдешь, помилуешь,
Безумных своих детей.
Реши же своими силами,
Вопрос реши поскорей.

Кто любит, тот зря не дразнится,
Господь, услышь голоса,
Господи, хочется праздника,
Очень нужны чудеса.

​​валенки надели, меховой тулуп,
вот и слава богу, вождь у нас неглуп,
наши минус двадцать, там у них плюс пять,
как им без газпрома зиму простоять?

иней на ресницах, лед на бороде,
в западных столицах скоро быть беде
отморозим уши,отморозим нос,
хорошо в европе прайс на газ подрос.

в доме батарея, теплая как ад,
запад скоро рухнет, правду говорят,
в ледяной пустыне только белый снег,
но замерзнуть должен немец или грек.

латыши и финны, и словак и чех,
очень скоро сгинут, хватит зла на всех
и придет к нам радость, прямо в каждой дом
жаль что стали сопли на морозе льдом.

​​Многие из добрых моих соотечественников думают такую мысль: Вот Петр победил шведов, шведы успокоились и смотрите - через 300 лет не какая-нибудь безумная империя, а нормальная страна. А все сумасшедшие придумывают названия для мебели Икеа.
Но не так граждане, не так.
Да, то правда, что до Петра Швеция - энергичный империалистический хищник. Шведы брали Прагу (чехи тогда еще не умели сказать: "есть шенген, нет шенгена - не пустим!"), чуть не уничтожили Польшу. Московию драли как кот диван.
Но неправда, что, проиграв Северную войну шведы успокоились и бросились производить Вольво. Нет, еще сто лет шведы упорно занимались империалистической деятельностью. И не без отдельных достижений. В частности, они нанесли крупнейшее, не считая Цусимы, поражение российскому флоту в Втором Роченсальмском сражении в 1790 (Соотечественники о нем мало знают, именно, потому что оно было разгромным). Участвовали в антинаполеоновской коалиции.
В качестве приза за участие получили Норвегию. Что? Да. «Мирная» Швеция взяла, да и присоединила соседа. Сосед, правда, заартачился и в 1814м году шведы вели с Норвегией войну. Войну вполне себе завоевательную. И в той войне победили. До 1905го года Норвегия была в унии с Швецией. Да, потом Норвегия объявила независимость и Швеция, вроде бы, не очень возражала. Но не из-за приобретенного пацифизма, а просто великие державы не позволили. К тому времени Швеция великой державой считаться уже не могла. Оставалось миролюбиво скрежетать зубами от злости.
А всё демография. К 1800 году население Швеции было всего лишь 2,3 млн. чел. К 1900 5,1 млн. Это уже далеко не высшая лига. Нападать особо некем. Да и некуда – на востоке Финляндия – в составе Российской Империи. На западе и севере Норвегия – она в унии, не захватывать же второй раз. На Юге – Дания, которую атаковать не позволит Германия.
Вот приходится учреждать Нобелевскую премию мира, а не строить из себя державу. Так что от имперскости избавиться просто (рецепт Швеция-1900): 1) заранее присоединить к себе, все что можно было присоединить 2) окружить себя странами недоступными для завоевания, 3) проиграть демографическую гонку.
Ну а потом преимущества неучастия в войнах стали слишком очевидны даже тупым. Хотя, как оказалось, не всем тупым.

​​Кроме производства нищих и калек,
Время заниматься выпуском телег.
На заводе явно дружат с головой,
Санный транспорт- летом, с колесом - зимой.

Расширяют бодро там модельный ряд,
О гробах мобильных смело говорят.
Инженерам местным неизвестен стыд,
Ведь в воде не тонет, хоть в огне горит.

Кстати, кто не тонет тот всегда готов,
Переехать речку, там где нет мостов.
Не сыскать аналог, в мире не найти,
Выброс минимальный углекислоты.

Воплотили разом множество идей,
Только недостаток нынче лошадей.
И впрягать в телеги, дай им Боже сил,
Станут, очевидно, тех кто их купил.

​​тяжелой хочется утраты
чтоб зал колонный и лафет
и как в годах восьмидесятых
балет

​​Плачут модели и плачут гимнастки,
Плачут в приемных, в пресс-службах ревут:
Кончился бал да закончились пляски
Всей вертикали капут

Плачет начальник, ждет чуда былого,
Ну! Ну давай же пожалуйста, плиз!
Каждый из них как часы в полшестого -
Стрелки беспомощно вниз.

Шубы висят в бутиках почти даром,
Сдан на Мальдивах отель и билет,
Кольца, браслеты в витринах навалом -
Их покупать смысла нет.

Тысячи дядь в настроении вялом,
Как ни старайся - ну просто никак.
Осталось собрать им под одеялом,
Всю свою волю в кулак!

​​в невыносимо красном платье
на фабрику всемирных грёз
жаль без блинов и без букета
мимоз

Не выходи в интернет, не открывай Госуслуги,
Пусть не покажется, что был зря ты напуган.
Откроешь нечаянно, все переменится резко,
Ждал штраф за парковку, а ожидает – повестка.

И поздно бежать, заблокирован счет и нет денег,
И в метро не пойдешь, просто теперь ты - пленник.
Искал варианты, думал да рассчитывал всяко,
Только нынче судьба твоя – мясная атака.

Помнишь, как ты надрывался, ратовал за стабильность,
Порыв отольётся тебе крестом могильным.
Впрочем, не будет тебе креста, лишь горсткою пепла,
Тело окажется, что столько в фитнесе крепло.

Любил на курортах поплавать ты кролем и брасом
А как же душа? - Какая душа у мяса?
Бей себя по рукам, ведь руки ещё без ожогов,
Можешь пока поплакать. Слезы теперь помогут.

​​Когда разбегутся Росгвардия вся и Сбербанк,
Пусть в школах научат работает как бумеранг,
Пусть каждый ребёнок запустит хоть раз его, чтоб,
Обратно вернувшись, ударил того прямо в лоб.

Причина и следствие свяжутся в той голове,
И опыт достаточен будет, наверно, вполне,
И ни в камуфляже, ни в белом, ни в сером пальто,
Он больше не спросит: «Постойте, а нас-то за что?»

​​Газопроводу взрезано брюхо винтом,
Но не замерзла насмерть Европа потом.
Видео пишут: «Нету снарядов уже!»
В Питер собрались, на кураже.
Грелка! Порвали грелку!
Мелко, мелко, мелко…

​​Ситуация под контролем в Ростове,
Стабильность у государства в основе.
Спокойно проспал беззаботный Воронеж,
Вот милый город – ну как его тронешь?
Абсолютно мирной описана Тула,
Журналистами Кремлевского пула.
Не надо паники, истерик не надо,
В Мособласти всей, и в пределах МКАДА.
К решительным мерам отчизна готова,
И танки порядок хранят на Садовом.
А то, что солдаты стреляют из кунга:
Шло иммерсивно «Кольцо Нибелунга».

Самый короткий печальный рассказ: «Продам мешок попкорна. Нераспечатанный.»

​​На столе их недопитый виски,
Рядом водка, пиво и коньяк.
Проживая дерзко, без прописки,
Замышляли погубить Собчак.
Вдруг одной Собчак им стало мало,
Чувствовали: в плане - есть изъян,
И решили частью арсенала,
Завалить еще и Симоньян.
Только просчитались те нацисты,
Думали сойдёт им это с рук,
А спецслужбы их скрутили быстро –
На допросе взяли на испуг.
И чистосердечное признанье,
Записали через полчаса.
Всей страной смотрели на экране,
Слушали подонков голоса.
От Калининграда до Чукотки,
От Дербента до полярных льдин,
Новость что спаслись эти красотки,
Отправляла многих в магазин.
И повсюду пели, и плясали:
Радость-то какая наяву!
Так же бы гуляли в карнавале
В день, когда бы Вагнер взял Москву…

​​«Что там – большая очередь?»
«Всего километров пять».
Мама, отец, две дочери,
Им сколько еще стоять?
Солнце печет без жалости,
В пробке сжигают бензин.
Вроде чуть-чуть осталось им:
Всего-то лишь мост один.
После - их вожделенное
Море! И солнце! И пляж!
Просьба, Господь, смиренная:
«А может мозгов им дашь?»

Поселилась она на околице,
Где колодец с прозрачной водой,
Каждый день водку пьёт, в бане моется,

И ныряет с мостков с головой.
Вспоминает тот день - день затмения:
Свадьба, радость, подарки, вино!
Он пришел, танцевал. Нет спасения…
И теперь ей уже все равно.

После утренней дойки веселие -
Время выпить законно сто грамм,
А потом целый день – рукоделию,
Огороду, покосам, грибам.

Может это её наказание,
Может здесь и не нравится ей,
Но не лезет в горящие здания,
И не ловит бегущих коней.